Пока супруг ее спешит
Стать равным Марсу в бурях брани,
В сердцах у нас свой трон крепит
Она чредой благодеяний.
* * *
11-го, в канун возвращения императора, с улицы Черутти[11], где стоит особняк Сен-Жюльен, жилище Луи, прилетает курьер: Гортензия готова разрешиться от бремени. Жозефина бросается туда и присутствует при появлении на свет нового мальчугана. «Когда потребовалось дать моему сыну имя, — пишет Гортензия, — его отец написал в церковно-приходской книге „Луи“, имя, которое по его желанию должен носить ребенок. Император собственноручно стер запись, заявив, что каждый ребенок мужского пола в его семье будет именоваться Наполеон и что это имя будет первым.
Вынужденный подчиниться, мой муж все время, пока я болела молочной лихорадкой, только и делал, что возмущался при мне такой узурпацией его прав и требовательностью старшего брата, который во всем хочет быть хозяином. Он и первого моего ребенка долго называл исключительно Шарлем, а не Наполеоном».
Г-жа де Воде возобновила свое «общение» с императором. Наполеон наскоро, чтобы не сказать наспех, принимает эту даму в Сен-Клу, на маленькой антресоли, находящейся над его рабочим кабинетом и парадным покоем. Он поднимается туда по небольшой потайной лестнице.
Как-то утром между 25 и 28 октября Жозефина видит, что г-жа де Воде без видимой причины покидает салон. Она догадывается, что дама идет к ее мужу, и подзывает г-жу де Ремюза:
— Сейчас я пойду и проверю, верны ли мои подозрения; останьтесь здесь и, если спросят, где я, скажите, что меня позвали к императору.
Перепуганная г-жа де Ремюза пытается ее успокоить и отсоветовать ей действовать как мещанка, собирающаяся накрыть мужа. Жозефина не желает ничего слушать и выскакивает в малый коридор. Отсутствует она с полчаса. Внезапно она возвращается в салон через дверь, противоположную той, через которую выбежала.
Бледная, дрожащая, «с порывистыми движениями», она кажется сильно взволнованной и, чтобы не выдать своего состояния, склоняется над вышивкой. Наконец, не выдержав, зовет г-жу де Ремюза и увлекает ее к себе в спальню, где со слезами в голосе рассказывает:
— Все погибло: то, о чем я догадывалась, полностью подтвердилось. Я пошла в кабинет к императору — там его не было; тогда я поднялась по потайной лестнице в маленькую комнату, дверь оказалось закрытой, но через замочную скважину я расслышала голоса Бонапарта и госпожи де Воде. Я громко постучала, сказав, что это я. Представляю, в какое смятение я их привела; они долго не открывали, а когда все-таки отперли, вид обоих и полный беспорядок в комнате не оставили у меня никаких сомнений. Я знаю, я должна была сдержаться, но не смогла и разразилась упреками. Госпожа де Воде расплакалась. Бонапарт пришел в такую ярость, что я едва успела убежать, иначе бы он дал волю рукам. Ей-богу, — заканчивает Жозефина, — я до сих пор дрожу: он ведь мог дойти до любой крайности. Он, конечно, скоро придет, и я жду ужасной сцены.
