— Начальник, прости подлеца, адин вапрос задам. А сколько лет ему карячится?
— Ну, если честно все расскажет, получит три общака.
Рецидивист картинно стукнул себя в грудь.
— Треха?.. Ниш-тяк!!![8] Да откуда такие берутся? Да с трехой можно на одной ноге простоять.
Не говоря ни слова, Константин поднялся со своего стула и направился к выходу. Следователь поспешно нажал кнопку. Вошел прапорщик, загородил проход.
— В чем дело? Куда его? — спросил у следователя.
— Харасанов, сядьте! Вы мне тут комедию не ломайте! Вы у меня допрыгаетесь!
— Плевать я на вас хотел! — сдерживая ярость выдавил Харасанов. Вам было сказано: без адвоката не приходить. Я от вас отказываюсь!
Рецидивист не унимался. Продолжая рисоваться, он хлопнул себя по коленям и воскликнул:
— Ты посмотри на этого быка, начальник. Мне вышак[9] светит, а он от трояка отказывается.
Грузной походкой, не обращая внимания на прапорщика, Константин подошел к столу и толстой, словно бревно, рукой схватил рецидивиста за горло. Следователь отпрянул и, сбивая со стула коллегу, почему-то бросился к зарешеченному окну.
— Ах ты гнида поганая, пидарюга, — процедил Константин, переходя на блатной жаргон. — Я из тебя враз инвалида сделаю.
Лицо рецидивиста налилось кровью. Глаза полезли из орбит. Он хрипел, пытаясь в свою очередь схватить Харасанова за горло.
— Марш на парашу, пидар, — Константин оттолкнул его от себя и тот, переворачивая стол, кубарем полетел в угол.
В тот момент, опомнившись от неожиданности, на Харасанова набросился прапорщик.
— Вы что себе позволяете?! Я вас… — он размахнулся резиновой дубиной. Константин перехватил черную змею и закричал:
— Хватит!.. Хватит надо мной издеваться! Почему вы пришли опять без адвоката?.. Почему вы не заткнули рот этой паскуде, когда он меня оскорблял?!
Все тяжело дышали. Напряжение разрядил прапорщик.
— Товарищ следователь, он вам больше не нужен? Можно увести?
— Да, да, уведите, — поспешно втискивая листы в портфель, сказал следователь. — Харасанов, напишите прокурору письменный отказ… Впрочем, я вам назначаю судебно-психиатрическую экспертизу.
В какую он попал камеру, новичок не догадывался. Землистые лица даже казались симпатичными. Поощрительные слова “давай, давай, Валек, ты парень крученый”, приводили его в восторг. Ему казалось, нет, он был уверен, что в лице этих людей он обрел истинных товарищей. На воле, безнаказанно эксплуатируя женщин, он растерял, а возможно и вовсе не имел качеств так необходимых мужчине. Благородство, умение молчать были вытеснены эгоизмом сластолюбца. Он не понимал, что теперь его окружает не стайка легкомысленных женщин, а тридцать рецидивистов, деградировавших, выброшенных из жизни, давно потерявших надежду.
