О случае, происшедшем на водохранилище, они не рассказывали.
Прийдя домой, они, как всегда, застали отлично сервированный стол. После ужина все расположились на ковре слушать музыку. Татьяна положила голову на волосатую грудь Константина. Франц обнимал Наташу, время от времени целуя в губы. Божественный “Мартель” зажигал кровь, вызывал медленно наростающее желание любить. Когда желание сдерживать было невозможно, они, словно шейхи-миллиардеры в перерывах между карточной игрой, уходили в спальни утолять страсть. Интуитивно они чувствовали, что скоро придется навсегда оставить эту роскошную квартиру и погрузиться в мир риска и нечеловеческого напряжения. Константин пил больше обычного. Они это замечали, но расспрашивать о причине никто не хотел. Словно угадав их состояние, Константин подошел к столу, весело и непринужденно сказал:
— Завтра отправляемся в дорогу. Сначала берем частника и прямиком на Алма-Ата. Оттуда поездом в Москву.
Это было сказано без малейшего напряжения и торжественных пауз. От его слов им стало легко и весело. К искусственному возбуждению примешалось то необычное состояние, которое “окрашивает” кровь адреналином, и называется в народе риском.
На следующий день, в шесть часов утра, из квартиры вышли четверо. Предводительствовал старый цыган, у которого из-за густой растительности на лице выглядывали только глаза. Одет он был в синий шерстяной костюм и зеленую кримпленовую рубашку. На ногах сверкали лакированные туфли на высоких каблуках. Второй из мужчин, молодой человек лет двадцати — двадцати двух, был также одет по моде семидесятых — начала восьмидесятых годов: расклешенные брюки и гипюровую рубашку. Искривленные лакированные туфли из кожзаменителя подчеркивали особый цыганский шик. Их спутницы, молодые девушки, не лишенные яркой красоты, облачены просто, с тем же уклоном: зеленые вязаные кофточки и цветные платки. У пожилого цыгана через плечо висела объемистая дерматиновая сумка. Девушки несли полиэтиленовые пакеты из которых выглядывали хвосты копченого сыра и стрелки лука.
Частник удовлетворенно окинул взглядом солидную публику и, тоном, не терпящим возражений, сказал:
— Ну, чё, ромалэ, двести зеленых до Алма-Аты заплатите? Поедем!
— Много просишь, красивый, — запричитала Таня, подмигивая Францу. — Что, твой Алма-Ата дальше чем Бендеры? Бери сто, мы плохо живем!
Мужчины отвернулись, чтоб не взорваться от смеха. У Татьяны оказались незаурядные артистические способности.
