Вдоль освещенной части берега в их сторону передвигались человеческие фигуры.
— Франц, немедленно к берегу. Кажется, мы успели совершить ошибку!
Не дожидаясь Франца, он, словно торпедный катер, поплыл к берегу. Вскоре он уже бежал по пляжу, подымая каскады серебряных брызг.
Когда Франц, безбожно калеча ноги, наконец выбрался на берег, диалог с ночными гостями у Харасанова уже состоялся. Они лежали лицом вниз на мокрой траве, положив руки на затылки. Потрескивая и попискивая, неподалеку лежали две портативные рации. Один из двух жалобно стонал.
— Вот, полюбуйся, Колек, — впервые обратился к Францу на ты и назвал его чужим именем Харасанов. — Патрульные менты. Хотели нас в участок забрать, а я их повырубал. Митяя не так-то просто повязать.
Харасанов умышленно бравировал, слова неприятно резали слух. Не выпуская из правой руки пистолет, левой он поддерживал джинсы, силясь попасть ногой в штанину.
— Ану, Колек, бери ремни и вяжи им ноги, пока я их не перестрелял. На руки приладим браслеты.
Испуганный Франц незамедлительно исполнил приказ Харасанова. Полной уверенности в том, что Константин не исполнит свою угрозу, у него не было.
Быстрыми шагами они удалились с пляжа. Франца знобило. Ему опять пришлось столкнуться со случаем, который в корне мог перевернуть его жизнь. Иногда ему хотелось, чтобы весь этот кошмар закончился. Но он понимал: вместе с окончанием их взаимоотношений растают как сон надежды на другую жизнь. Опять в его жизнь войдет общежитие с забитыми работягами, вечно пьяными, живущими от получки до получки. Опять придет луковый быт, вонючие столовые и ворохи пустых бутылок.
— Скажите, Константин, только правду, вам хотелось их убить?
На это Харасанов ответил раздраженно, даже зло:
— За кого вы меня принимаете? У этих сопляков даже не было оружия, не говоря о том, что я озлоблен не на исполни — телей, а на систему. Попрошу вас больше не проверять мою жажду крови. Зная обо мне уже очень много, это не делает вам чести.
— Извините, я не хотел вас обидеть. Я и сам понимаю, что мое нездоровое любопытство по этому поводу уже начинает даже мне самому напоминать один медицинский диагноз.
Харасанов громко, даже слишком громко, рассмеялся и хлопнул Франца по плечу. Его намек он понял.
— Ладно, Франц, я вас прощаю. Вы, по сути дела, не знающий истинной жизни этого общества, интеллектуал. В народе таких людей называют чистоплюями. Впрочем, больше половины наших поэтов, художников и писателей, в подавляющем большинстве, обладают именно этими качествами. Так что не огорчайтесь, мой друг. А знакомство со мной пойдет вам только на пользу. Тем более, как я вам обещал, уголовного наказания вы не понесете. Не забывайте, деньги и оружие будут у меня, вы с Наташей — всего лишь заложники.
