Возвращение на Подолье | страница 5
Когда он на минуту умолк, из-за тел сидящих показалось смуглое лицо с орлиным носом.
— Ну, ты даешь, Валек. Да-а-а, жил ты, как мы тут пасмотрим, красиво. Так, гаваришь, телки тебя снимали? Ну, расскажи, сколько они тебе платили?
Убийственной иронии в словах уголовника новичок не улавливает, продолжает вдохновенно рассказывать о похождениях на воле.
— А я не ждал, когда они мне заплатят. Подойду, когда она еще в постели, открою сумочку, заберу все, что там есть.
В камере загоготали. В глазах Севера вспыхнули желтые огни.
— Ну, а когда денег нет?
— Забираю хоть что. Я своей Таньке комбинашек целый шкаф натаскал.
Камера ухнула. В этом мире волчьих нравов, где каждый человек доходил до невероятных глубин падения, малейшее проявление чужой нечистоплотности воспринималось однозначно. Но вместо порицания вокруг слышались восхищенные восклицания:
— Ну и Валек! Ну, ты и даешь! Маладец, Валек!
Ш. В гостях у инквизиции
У Лежнева и Векслера, дознавателей четвертого райотдела милиции города Караганда, имелись свои методы работы. Благодаря этим методам процент раскрываемости преступлений неуклонно возрастал. Следователи этого райотдела боготворили дознавателей, но в то же время содрогались, ловя себя на мысли “А что будет, если моему сыну или дочери доведется попасть к ним в руки?”. Для этого были веские основания, ибо молодые люди, благодаря сеансам спиритизма, научились вызывать знаменитого доминиканца[3]. Необходимо отметить, что Торквемада охотно с ними делился богатым опытом.
Когда пьяного токаря завода отопительного оборудования Валерия Вейсгейма забирали из общежития, размахивая руками, он сбил с головы Векслера ондатровую шапку. Это обстоятельство неожиданно заставило Векслера вспомнить, что у следователя Макаренко висит нераскрытое дело по воровству шапок. Векслер еще раз посмотрел на физиономию Вейсгейма, и убедился, что она ему не нравится.
Валерий Вейсгейм проснулся на полу обычной камеры для задержаных. Их называют где как. В одних регионах “отстойниками”, в других — “аквариумами”, в третьих — “гадюшниками”. Бывший СССР — огромная территория.
Двадцатилетний токарь Вейсгейм был обычным человеком. Он любил выпить, подраться, посквернословить, любил все то, что для нас является родным и неотъемлемым.
В отличие от многих молодых людей новой формации, трезвым он был суров и немногословен. И впридачу, как говорится, любил работать на совесть. Мать у Вейсгейма была по национальности киргизка, а отец обрусевший немец. Это обстоятельство не могло не сказаться на крови сына. Вот откуда взялись у Валерия с одной стороны буйство степняка, а с другой — трудолюбие плюс рационализм немца.