Их было семнадцать человек. Высокие и низкие, молодые и старые, толстые и худые — они, по странной закономерности, ходили гусиным строем, исподтишка поглядывая друг на друга. Только один из них, средних лет грузин, вел себя шумно, всем жалуясь на коварство “Лиды из Федоровки”:
— Панимаешь, дарагой, я заготовитель… Никогда ее не абижал, многа деньги давал… А ана так плохо сделал… У-у-у, сволош!
Больные закатывались от смеха. “Лида из Федоровки”, как ни в чем не бывало, разгуливала по больничным коридорам, гордо поглядывая на вчерашних партнеров. Поздним вечером привезли последнего. Им оказался шестидесятилетний профессор. Оказывается, Лида работала уборщицей в университете и соблазнила ученого сластолюбца.
У больных этой больницы бытовало идиотское убеждение, что после уколов можно смело вступать в половую связь. Молодые женщины, хохоча, задевали Франца и после вопроса “ну, как, укололся?”, приглашали на дровяной склад.
Уговорить Наташу Сотникову не удалось. На следующий день из больницы он сбежал.
Иногда в палате разыгрывались смешные сцены. Из деревни привезли парня с хронической гонореей. Он забился в угол, не желая разговаривать. Один из сифилитиков сделал страшную гримасу:
— Тебе крышка, мужик. Видишь эту коробочку? — он вытащил из кармана пустой спичечный коробок. — А теперь я лезу к себе в штаны, вынимаю горсть бледных спирохет[33] и запихиваю в коробок…, лови, мужик! Угощайся!
Коробок упал на постель. Парень взвыл и, словно неразорвавшуюся гранату, отбросил коробок далеко в сторону. Так повторялось множество раз. Палата гремела от хохота.
Курс превентивного лечения заканчивался. Франц попросил у Ольги Оскаровны выписать их с Наташей в один день. Последнюю ночь в этом, почему-то названном больницей, гнезде разврата Франц провел без сна. Ему не представлялось возможным возвратиться на работу. В общежитии уже знали о его перипетиях с милицией. Что касается кожвендиспансера, он понимал: и это обстоятельство скрыть будет невозможно.
Ольга Оскаровна вызвала его в кабинет, вручила бюллетень и сказала:
— Надеюсь, вы помните мой совет? Уезжайте из этого города домой.
Он пообещал, но в душе не был уверен, что так и сделает. Бывали моменты, когда он явственно ощущал влияние каких-то неведомых сил, оказывающих влияние на его жизнь.
XVI. Бандитами не рождаются
От роду Василию было двадцать три года. Он высокий блондин с серыми глазами. У него широкие покатые плечи, длинные жилистые руки, сухие бойцовские кулаки. Специально боксом он не занимался, но, отстаивая с четырнадцати лет место под камерным “солнцем”, кое-чему научился. К примеру, научился одним ударом сшибать с ног самого здоровенного камерного “быка”. И еще: в лагере цыгане научили его приемам ножевых драк. Это обстоятельство неоднократно спасало ему жизнь и увеличивало срок. Под “жизнью” он подразумевал не понятие человеческой жизни. Нет, в лагере она не стоила ломаного гроша. Он имел в виду честь.
