На чисто выметенном дворе было пусто. Робер, распрягая лошадей, сказал слуге: «Мы совсем
ненадолго. Коням воды дай, и позови хозяина своего, где там он у вас?»
-В погребе, с винами разбирается, - слуга быстро побежал к трехэтажному, каменному, под
черепичной крышей, дому. Окна были раскрыты, из трактира доносился стук ножей и чьи-то
голоса.
-В самый обед заехали, - незаметно поморщился Джон. «Ладно, сейчас быстро все купим, и
отправимся отсюда восвояси».
-Чего изволите, сударь? - кругленький человечек вытирал руки о передник. «Комнаты, стол?»
-Нет, нет, - Джон улыбнулся. «Нам всего лишь кое-какой провизии и вина в дорогу. Пойдемте, я
расплачусь, а мой кучер донесет ящик. И покажите, где у вас умывальная - со мной дамы, - он
обернулся на жену, что, держа за руки девочек, выходила из кареты.
-Мари, - капризно позвала та, - что ты копаешься. Возьми все, что нужно, и быстрее. Хозяин
поклонился: «Сейчас я вернусь, у меня свежие колбаски, паштет, утка..., Останетесь довольны».
Джон посмотрел на ливрею Робера: «Отлично, пистолета совсем не видно. И мой тоже незаметен.
Пальбы мы тут, конечно, поднимать не будем, незачем. Так, на всякий случай».
Они ушли вслед за хозяином, и не обратили внимания на открывшуюся дверцу кареты. «Хоть
подышать смогу, - решил Людовик, выходя во двор. «Надо сбросить с себя это..., эту болезнь…, я
же взрослый мужчина, я король...»
Он вспомнил бесконечную зиму в Тюильри, когда, бывало, он даже не поднимался с постели. За
закрытыми дверями опочивальни что-то говорили, до него доносился раздраженный голос жены,
ему приносили на подпись какие-то бумаги. Он лежал, свернувшись под меховым одеялом, глядя
на трепещущие в сумерках огоньки свечей, отчаянно желая закрыть глаза и больше никогда не
просыпаться.
-Надо жить, - твердо сказал себе Людовик. «Ради семьи, ради детей..., Луи-Шарлю всего шесть.
Мне надо вырастить мальчика. Потом он взойдет на трон, а я отрекусь от престола. Уеду в
Версаль и буду там читать книги. Интересно, что случилось с экспедицией Лаперуза? Уже третий
год от них ничего не слышно». Он прислонился к карете: «Это ведь я поддерживал Лаперуза,
Лавуазье, французскую науку - а вовсе не эти крикуны из Национальной Ассамблеи».
-Ваш счет, месье Друэ, - поклонился слуга человеку, сидевшему у окна, в компании мужчин с
трехцветными кокардами.
Тот поковырялся щепочкой в зубах: «Надо выпить последний бокал за то, чтобы Франция,
