* * *
История подвесной культуры весьма поучительна, несмотря на ее краткость. Как только были проложены первые подвесные трассы, возник настоящий бум предложения, в десятки раз превышающего спрос. Здесь, на развалинах социальности, энергия графоманства в очередной раз продемонстрировала свою способность проникать в любую нишу эскапизма. Любой посторонний наблюдатель мог убедиться, что воля к произведению осталась последней движущей силой западной цивилизации – какое-то время даже казалось, что эта сила неукротима.
Авторские послания заполонили формирующуюся сеть: каждый кому не лень норовил подбросить свой опус обитателям индустриальных джунглей. Бо´льшая часть озабоченных авторов не имела никакого отношения к нестяжательскому движению – скажем так, никакого другого отношения. Но праздные скитальцы, не располагая средствами для материального вознаграждения, да и презирая принцип эквивалентных расчетов как таковой, располагали тем не менее самым драгоценным для автора читательским ресурсом – свободным временем. Ясно, что голодные духи авторствования, учуяв такую роскошную приманку (свободные уши!), слетелись на нее как мухи на мед.
Понятно также, что для ленточных носителей угроза интеллектуально-духовного спама оказалась более серьезной, чем та же проблема в электронной сети. Причина уязвимости, конечно же, в том, что обработка ленточных носителей требует несопоставимых затрат времени, а также инвестиций личностного присутствия, без чего вполне можно обойтись в режиме быстрого просмотра электронных документов. Нетрудно представить себе разочарование открывающего посылку: он-то надеялся увидеть подержанный скейтборд, удобный складной стаканчик или, на худой конец, какой-нибудь съедобный помидор… А вместо этого – очередной «крик души». Да, крик достоин сочувствия, но сегодня он уже далеко не первый, все пытаются перекричать друг друга – а помидор такой сочный, и сигарета не помешала бы, да и баночка пива пришлась бы кстати… И вот посетитель «Грдлички» или «Пестрой ленты» в ярости топчет дискету с каким-то самодеятельным музыкальным предложением. В результате в подвешенных кафе и в так называемых «точках», где за подвеской кто-нибудь наблюдает, перестали принимать произведения. Что, впрочем, не спасло положения: коварные авторы тут же перешли к практике «вкладышей» (с чего все и начиналось, если верить Кубинцу), да и внешнюю городскую подвеску проконтролировать невозможно.
