— Но мы же тебя знаем!
Наконец, Шацару это надоело. Он хлопнул себя по лбу, сказал:
— Мелам!
— Да? — с готовностью откликнулся он.
— Так тебя зовут, я сразу и не сообразил. В деканате сказали, если встречу тебя, передать, что ты им нужен.
— О! Мама, папа, мне надо быстро помыться, переодеться и уладить формальности в деканате. Я же не могу пойти к ним грязный.
— Определенно не можешь, — сказала мать Мелама. Она убрала платочек и кивнула его отцу.
— Мы поедем, пожалуй, к тетушке. Здесь есть телефон?
— В холле, — быстро ответил Шацар, потом, повинуясь неожиданной солидарности добавил. — Но он не работает.
— Плохо, — посетовал отец Мелама. Еще несколько минут родители горячо прощались сыном и, наконец, оставили его. Закрыв за ними дверь, Мелам привалился к ней, будто стараясь удержать ее на случай, если родители вернутся. Он вытер со лба несуществующий пот, сказал:
— Наконец-то! Наконец-то, я в Вавилоне!
Шацар так и не мог привыкнуть к названиям Государства и Столицы.
— Так, — сказал Мелам. — Спасибо тебе большое.
Он суетливо принялся разбирать вещи.
— Ты ведь никуда не уйдешь? Я схожу в душ и пойду в деканат, но у меня еще нет ключа, мне сказали, что выдадут только вечером, но ты уже вселился, так что…
От этой суеты у Шацара разболелась голова. Он сказал:
— Тебя не ждут ни в каком деканате.
— Но ты же сказал, что…
— Чтобы твои родители побыстрее ушли.
Мелам помолчал, закончил рыться в чемодане и без сил опустился на свою кровать.
— Спасибо, — сказал он.
— Тяжело тебе.
— Родители, — философски заметил Мелам. Он снял очки и положил их на тумбочку, потер глаза. — Твои таких концертов не устраивали?
— Определенно, нет.
— Везучий.
— У меня нет родителей. Я из детского дома.
— О, — сказал Мелам. Он снова надел очки, сел на кровати. Какой же он суетливый. — Извини, пожалуйста.
Он судорожно шарил глазами по комнате, взгляд его зацепился за Мардиха в клетке, наверняка очень недовольного своим положением.
— Хорошая игрушка, — сказал он, чтобы перевести тему.
— Моя единственная, — ответил Шацар, решив, что так легко Мелам не отделается. Если в разговорах с людьми и была польза, так это возможность над собеседниками поиздеваться.
— Прости пожалуйста, я же правда не знал.
— Ничего. Просто я мечтал о родителях, и мне было неприятно, что ты говоришь об этом так легко. Но ты ведь не знал.
Мелам помолчал, потом спросил:
— Но не о таких, как мои, держу пари.
Шацар смотрел на него молча, решая, продолжить или смягчиться. В конце концов, что-то в беззащитном и виноватом виде Мелама его порадовало, и он решил больше не вгонять его в неловкость.
