Шацар посмотрел на нее задумчиво, потом пожал плечами, выражая непонимание. Она зашипела, ей явно хотелось назвать его идиотом, Шацар это хорошо видел, но вместо этого Саянну выплюнула, как ругательство:
— О сыне экономки!
Шацар медленно кивнул. Он прекрасно помнил сына экономки. Мальчишка лет четырнадцати, ровесник Шигаты. Долговязый, как и все слишком быстро растущие дети, кривозубый, удивительно некрасивый. Он иногда приезжал к матери, побыть с ней неделю или две, жил в каморке для прислуги вместе с ней. Предпоследнее, что Шацар помнил о нем — тот летний день, когда они с Саянну лежали в саду под единственной сумевшей вырасти там яблоней. Тень падала ему на лицо, делая его хоть немного красивее. Шацар закапывал солдатиков в землю, играя в войну. Пахло морем, яблоками и кислым мальчишеским потом, исходящим от сына экономки. Саянну, впрочем, не выказывала и тени брезгливости. Отец в тот день уехал в город, и она без страха лежала рядом с мальчишкой.
— Нам здесь, — говорила Саянну. — Тоскливо.
Голос ее лился медом, сочился кровью — в нем были в равной степени соблазнительность и опасность. Саянну приподнялась, сорвала с ближайшей ветки кислое, недозревшее яблоко, вонзила в него зубы.
— Еще б, — ответил ей мальчишка. Он смотрел, как ее белые зубки погружаются в мягкую плоть фрукта. Саянну хорошо отработанным движением потянулась, так что податливая, женская поза в которой она плавно застыла подчеркнула изгибы ее тела под платьем.
Шацар бросил солдатика в ямку и принялся закапывать его. Война заканчивалась, все хоронили своих мертвецов.
— Если хочешь, — сказала она. — Ты сегодня приходи в полночь сюда, под яблоню. Мы будем здесь.
— Может, в комнату?
— Нет, — отрезала Саянну, и в голосе ее пробилась, как цветок сквозь асфальт, обычная ее властность. — Это особая ночь.
— Ты суеверишь? — спросил мальчишка. Саянну звонко засмеялась, коснулась кончиком пальца его носа. Одно это прикосновение было как обещание чего-то большего. Он попался, Шацар знал это, закапывая хромого солдатика.
Последнее, что Шацар помнил о нем — хлеставшую из его перерезанного горла кровь, когда Саянну столкнула его вниз, в бушевавшее, голодное море.
Она подарила его Маме, так Саянну сказала. Все смотрели, и Шацар смотрел тоже. Но это было давно, экономка с тех пор оделась в черное, тело ее сына унесло далеко-далеко, может быть даже в океан, а отец выплатил ей тройное жалованье, уверенный в том, что все это несчастный случай.
