В тех случаях, когда человек доходил до ручки, в лагерной санчасти ставили любой диагноз, но только не дистрофию, и направляли в знаменитую Долинку подлечиться. Там находится больничная колония, куда привозят больных заключенных со всего восточного региона. Именно в этой колонии толстозадый майор Карасев отнял у меня написанные мной сборники стихов и рассказов.
Всех больных, кроме туберкулезных и привезенных умирать, держали не более десяти суток, что еще раз свидетельствовало — лечили нас именно от дистрофии. Уходя на этап, я попросил у Карасева вернуть мои тетрадки. Лицо его налилось кровью. Он выпучил на меня свиные глазки и прорычал:
— Я тебе верну! Я тебе возверну! В карцер захотел?
На этом все кончилось. И глазом не моргнув, у меня вырвали кусок души. Расскажи я кому-либо о случившемся, мне, пожалуй, дали бы совет в стиле нашего многострадального народа: «Скажи спасибо, что в карцер не загнали, здоровье не отняли!»
В сангороде я пробыл десять дней, а шел по этапу через Карагандинскую тюрьму четырнадцать дней. Итак, через двадцать четыре дня я вновь оказался в колонии. Теперь переполненная колония напоминала зажатую холмами равнину, на которой бродят голодные стаи стервятников. Голодные заключенные, не занятые работой, бесцельно бродили из барака в барак. Что-то должно было произойти и вскоре произошло: вышел очередной указ об отправке заключенных на стройки народного хозяйства.
Заключенные так называемую «химию» называют «свободой в кредит».
Из близлежащего поселка приехал выездной суд в составе старого судьи, казаха, и нескольких чиновников. Те заключенные, кто попадал по статье и отбытому сроку под отправку на стройки народного хозяйства, вызывались в административный корпус колонии на суд.
Колени у меня дрожали. Казалось неимоверной возможность оказаться на пусть ограниченной, но все же свободе. Мне казалось нереальным в скором будущем вдоволь наесться хлеба. От осознания этого путались мысли и становилось дурно.
К тому времени я уже давно напоминал обтянутый кожей скелет. Судья неприязненно посмотрел на меня, перелистал мое личное дело и обратился к одному из представителей лагерной администрации:
— Как отрядный могла его представить на комиссия?.. Ана нарушитель… В карцер недавно сидела! После этого судья обратился ко мне:
— Ин-те-ре-сно, пачему мине твой глаза не нравятся?..
Ответ суда мы сразу не получали. Трое суток я, фактически не отдыхая, метался по колонии. Наконец нам объявили, что в воскресенье с летней трибуны огласят списки прошедших. Бог смилостивился над бродячим поэтом. В апреле судом я был направлен на стройку народного хозяйства в Джамбульскую область на рудник «Каратау».
