Но получила по рукам в ответ.
Какое унижение! Как она могла настолько ошибиться, оценивая его намерения? Ей надо было решительно отказаться от его предложения отправиться с ним в дорогу верхом и провести ночь в Гастингсе, распевая на улицах за деньги. Это было бы не так позорно.
«Я не испытываю к вам никаких чувств!»
Единственным утешением было то, что через несколько недель он уедет из Спиндл-Коув и им больше не придется разговаривать.
Выкинуть его совсем из головы будет трудно. Вне зависимости от того, как долго продлится ее жизнь, он навсегда останется первым мужчиной, с которым она поцеловалась. Или хуже того – единственным мужчиной.
Жестокий, циничный великан-людоед!
Наконец они доехали до знакомого поворота на дороге. На горизонте показалась россыпь желтых огней их деревушки. А над ней серебром мерцали звезды.
Кейт тихо посмеялась над собой. Ранним утром она выезжала из деревни, полная мечтаний и надежд, а ночью возвращалась поникшей от унижений, с дворнягой на руках. Чтобы прервать чересчур затянувшееся молчание, она предложила:
– Если вы все еще принимаете советы, назовите щенка Баджером[1]. У него есть все для этого – нюх, клыки и желание подраться.
Ответ не заставил себя долго ждать:
– Зовите его как хотите.
Кейт наклонилась и погладила щенка.
– Баджер, – шепнула она, потрепав его за мягкое ухо. – Ты никогда не откажешься от моих поцелуев, так ведь?
Щенок лизнул ей руку, и Кейт часто заморгала, чтобы не разреветься.
Когда они подъехали к церкви в центре деревни, она глянула в сторону «Рубина королевы». Практически в каждом окне там горел свет. Она воодушевилась. Словно почувствовав, что у нее поднялось настроение, Баджер завилял хвостом. У нее и в самом деле есть друзья, которые сейчас ждут ее.
Торн помог ей спешиться, а потом отпустил лошадь пастись на деревенской траве. Она спросила:
– Зайдете перекусить?
Он запахнулся в накидку.
– Это плохая идея. Вы знаете, что обо мне говорят. Я привез вас уже в темноте. Ваше платье порвано, волосы в беспорядке.
Кейт сжалась от удара по остаткам от того, что раньше называлось ее самолюбием.
– У меня растрепались волосы? Давно? Вы должны были меня предупредить.
Взяв Баджера под мышку, свободной рукой она принялась закалывать и поправлять шпильки. Беспокойство Торна за ее внешний вид было вполне обосновано. Маленькая деревня жужжала слухами словно пчелиный улей. Она понимала, что должна беречь свою репутацию, если хотела и дальше продолжать жить в «Рубине королевы» и учить музыке благородных девиц, которые приезжали сюда на лето.
