А существует ли такая пропасть на самом деле? Их ведь разделяет какая-то условная граница – надо просто одному из них проявить инициативу и пересечь ее. И Кейт поняла, что первый шаг должна сделать сама.
– Это касается нас двоих, Сэмюэл, и никого больше. – Завернувшись в одеяло, она поднялась. – Это же я? Кэти, твоя Кэти, как ты меня когда-то называл. Я знаю, что ты испытываешь ко мне.
Он резко поставил утюг на стол.
– Я уже говорил тебе однажды и говорю теперь, что это…
– …всего лишь физическое влечение. Да, я помню. И уверена, что ты солгал. Твое чувство гораздо глубже, чем просто похоть.
– Нет никаких чувств. – У него затрепетали ноздри, он ударил себя кулаком в грудь. – Никаких! Ты понимаешь?
– Я понимаю, что это неправда…
– Ты видела эти буквы. – Он ткнул себя в левую сторону груди. – Хочешь узнать, как их нанесли?
Кейт замотала головой.
– Они взяли доску, пробили насквозь гвоздями по очертанию букв, приложили мне к груди, потом со страшной силой ударили по ней, так что концы гвоздей вонзились в кожу. Может, кулаком. Или, может, киянкой.
Кейт вздрогнула и шагнула к нему, но Торн остановил ее, вытянув вперед руку.
– А потом засыпали раны черным порохом – он чрезвычайно едкий и проникает глубоко, оставляя черный след.
– Это же пытка!
– Так вот: я тогда ничего не чувствовал. Сейчас тоже.
Он повернулся к ней спиной, и Кейт замутило при виде решетки из неровных, ветвистых шрамов.
– Телесные наказания, – пояснил Торн. – Сто плетей. Они сняли с меня шкуру до мяса, но – клянусь! – я не почувствовал ни единого удара, потому что научился отключаться: заглушать в себе боль, сожаления, сантименты – все.
Слезы жгли глаза. Кейт все никак не могла решить, зачем он ей это рассказывает: то ли хочет заставить поверить, что не способен на чувства, то ли, напротив, старается за бравадой скрыть собственную уязвимость.
– Сэмюэл…
– Нет! Я знаю, о чем ты думаешь. Сегодня ты вспомнила мальчишку, которого когда-то знала. Он любил тебя, был добр с тобой, а однажды даже помог… Но того мальчика больше нет! Человек, в которого он превратился… Да ты сама можешь увидеть. – Он стал перечислять, указывая поочередно на свои татуировки: – Вор, заключенный, солдат-пьяница, неуправляемый. И так далее и так далее. Внутри у меня все давным-давно умерло. И сейчас я ничего не чувствую.
Кейт медленно, шажок за шажком, приближалась к нему, постепенно сокращая расстояние между ними, как подходила бы к забившемуся в угол дикому животному, чтобы не напугать неосторожным движением. Наконец приблизилась настолько, что смогла дотянуться губами до шеи.
