Кейт вытерла пот у него со лба.
– Ты выздоровеешь. Все образуется. Я сейчас приготовлю тебе…
Он не дал ей договорить:
– Ты меня совсем не знаешь.
– Знаю, причем намного лучше, чем ты думаешь: мне известно, что ты храбрый, добрый и…
– Нет, не знаешь. И не помнишь меня. Но это и к лучшему. Когда я только сюда приехал, меня это беспокоило: боялся, что ты можешь меня узнать, – но так… – Он хрипло вздохнул. – Но так даже лучше.
– О чем ты? – Кейт затаила дыхание. – Что лучше?
– У тебя все так хорошо сложилось, Кэти. Если бы она видела тебя, то гордилась бы тобой. – Голос его затих, глаза закрылись.
Что он сказал?
Кейт потрясла его за руку.
– Кто? Кто гордился бы?
– Спой мне, – шепотом попросил он. – Твой чудесный голос будет последним, что я услышу. Я унесу с собой отголосок рая, даже если меня отправят в ад.
Кейт не знала, как реагировать на его бессвязные мысли. Возможно, Торн просто бредил. Это могло быть единственным объяснением.
– Я должна истолочь траву, – выговорила она с трудом. – Нужно приготовить мазь, а потом отвар.
– Спой. – Рука, державшая ее волосы, ослабела, и он пропустил прядь волос через пальцы. – Только не про сад. И не про цветы. Что-нибудь другое.
Она застыла в недоумении.
– Откуда ты знаешь эту песню? Слышал от меня?
– Всегда ее терпеть не мог… Из твоих уст…
Кейт порылась в памяти: мог ли он слышать эту песню от нее, – но так и не вспомнила. Впрочем, даже если и услышал, почему она ему так не нравилась?
– Ты что, за мной следил? Шпионил?
Торн молчал.
Что ж, ей хватит терпения получить ответы на все вопросы, а пока Кейт собиралась заняться делом. Высвободившись из его рук, она попросила:
– Полежи спокойно, а мне надо приготовить мазь. Поговорим обо всем, когда выздоровеешь.
– Кэти, просто спой мне. Я уми…
Она слегка встряхнула его, чтобы он пришел в себя и открыл глаза. Зрачки у него стали такими огромными, что радужки не было видно.
– Ты не умрешь. Слышишь меня, Торн?
– Да. – Его глаза медленно сфокусировались на ее лице. – Но на всякий случай…
Он неожиданно привлек Кейт к себе и прижался к ее губам в неистовом, лихорадочном поцелуе на пороге смерти.
Торн застал ее врасплох. Губы приоткрылись ему навстречу, и все вдруг смешалось у нее в голове. В их поцелуе не было ни капельки нежности, ни капельки соблазна. Это был жаркий, страстный, какой-то хищный поцелуй, который ничем не напоминал вчерашний. Когда его язык ворвался к ней в рот – раз, другой, – она ощутила владевшие им голод и отчаяние, и его желание отозвалось где-то глубоко в ней болью.
