Ему снилось, что Генрих ласкает его, дергает за волосы…
— Оливье… Оливье… проснись!
— Что случилось? — не открывая глаз, пробормотал трубадур.
— Оливье, вставай!
Приподнявшись, Филипп увидел седовласого человека, трясшего его товарища. У мужчины были круги под глазами, от него исходило зловонное дыхание. Человек смутно походил на короля.
— Сеньор, дайте же ему поспать, у него был вчера такой тяжелый день.
— А ты кто?! Я что-то никогда тебя не видел. Что ты делаешь здесь?
— Сплю.
— Вижу, чертова рожа… Эй, Оливье!
Наконец спящий открыл глаза.
— Сеньор?! Вы — здесь?
— Что делает этот мужчина в твоей постели?
— Он вчера спас мне жизнь. Я же говорил вам.
— Ты не сказал, что он так уродлив. Как его зовут?
— Порезанный, ваше величество, — ответил за Оливье сам Филипп, — я служу сеньору де Шони.
— Хорошо. Ты рыцарь?
— Нет еще.
— Ты спас моего нежного друга, и я благодарен тебе за это. А теперь вставай, — обратился он к Оливье.
— Государь, я…
— Не жеманься, я уже видел голых мужчин. Ну-ка, живо!
Филипп слез с кровати, стыдливо прикрыв свой напряженный член. Его вид вызвал у короля приступ нежности.
— Жаль, что такое прекрасное тело увенчано такой уродливой рожей! Если бы ты хоть отрастил волосы… Ладно, оденься — со мной на охоту поедешь.
— Сеньор, он вчера был ранен, ему нужен отдых, — сказал Оливье, обуваясь.
— Рана пустяковая, это и так видно. Небольшая охота ему не повредит. Разве я не прав? — обратился король теперь прямо к Филиппу. — Напомни-ка мне твое имя.
— Порезанный, господин.
— Ну так как, Порезанный, я прав или нет?
— Да, ваше величество, вы совершенно правы.
— Поторопимся же, олень уже с нетерпением ожидает нас. Оливье, распорядись, чтобы оседлали для твоего друга коня.
Генрих удалился, окруженный оруженосцами и молодыми придворными.
— Первый раз вижу, — сказал Оливье, — что король заинтересовался человеком, прости, но — не отличающимся красотой… Я думаю, он был поражен видом твоего хера.
— Хоть что-нибудь у меня еще осталось… Помоги-ка мне одеться, это проклятое плечо так болит.
— Старая Эрменгарда говорила, что тебе надо отдохнуть.
— Разве у меня есть выбор?
— Пожалуй, нет, — сказал Оливье, смеясь.
— Почему ты сказал королю, будто я спас тебе жизнь? Это ведь неправда.
— Ну и что? Если бы тебе пришлось спасти меня, ведь ты бы спас? А милость короля не повредит.
— Но зачем ты это сделал?
— Ты мне просто нравишься…
Филипп сделал резкое движение.
— Но вовсе не так, как ты думаешь. Просто нравишься — потому что ты не похож на других и кажешься таким же, как и я, одиноким.
