Тогда д’Эон, не желая продешевить, выдвинул встречное условие. Он согласен оставаться женщиной, но французское правительство должно выплатить ему за верную службу и многие лишения, которые он претерпел, целиком жалованье капитана за пятнадцать лет, что он провел в Лондоне. И вообще, возместить все расходы за время проживания в британской столице. Сумма, на которую он претендовал, составляла примерно 300 тысяч ливров.
В Париже было заупрямились, но, когда узнали, что к секретным бумагам, хранящимся у д’Эона, подбираются англичане, срочно направили к нему знаменитого Бомарше, известного своим искусством улаживать подобные щекотливые дела.
От имени правительства Бомарше торжественно обещал, что все долги будут признаны и выплачены д’Эону. В обмен тот возвратит известные бумаги, раз и навсегда признает себя женщиной и никогда не снимет дамского платья. Д’Эон снова решил поторговаться и выговорил себе возможность возвращения на родину, две тысячи экю на женские наряды и право носить на платье крест Людовика Святого (ему дозволили надевать награду, но лишь в провинции). Разрешили также оставить себе на память драгунский мундир, саблю, каску, пистолеты и ружье. Все остальные принадлежности мужского туалета, костюмы, обувь и прочее, следовало продать.
Д’Эон и Бомарше быстро нашли общий язык. Видно, оба авантюриста почувствовали друг в друге родственные души и прониклись взаимной симпатией. Злые языки даже утверждали, будто эта сумасбродная дама де Бомон влюбилась в автора «Свадьбы Фигаро», то ли он сам увлекся ею. На эти сплетни Бомарше с присущим ему юмором отвечал: «Какого дьявола я мог предполагать, что верная служба королю потребует от меня превратиться в галантного рыцаря драгунского капитана?» Надо думать, оба любителя авантюр здорово потешались над этими сплетнями. Тем не менее договор о передаче секретных документов они подписали так: «Мы, нижеподписавшиеся, Пьер Огюстен Карон де Бомарше, специальный посланец короля Франции, и барышня Женевьева-Луиза д’Эон де Бомон, старшая дочь и т. д.». Так драгунский капитан письменно признал свою принадлежность к женскому полу.
Так кто же он был? Много раз из Шарля превращался в Лию, затем в Женевьеву, и снова в Шарля, и опять в Женевьеву. То настаивал, чтобы разрешили носить драгунский мундир, требовал вернуть право называться мужчиной, то заявлял о себе, что он женщина, причем самая несчастнейшая, всерьез уверяя, что намерен стать монахиней и пополнить число непорочных дев ордена Святой Урсулы. Эти постоянные метаморфозы, необходимость играть поочередно две роли, в конце концов, привели к тому, что он и сам, должно быть, толком не смог ответить, кто же он — мужчина или женщина?
