Румянцев выпил до дна. После этого фельдмаршал предложил выпить за победу над шведами, и они снова пригубили бокалы. Княжна уговорила сестру присоединиться к обществу дам. С их уходом фельдмаршал воодушевился еще больше. Он пил бокал за бокалом, принуждая делать то же самое и Румянцева.
— Вам повезло, — говорил он ему. — Восемнадцать лет, и уже полковник. В ваши годы я не был даже капитаном. А вообще-то вы этого заслуживаете. Вы хороший, храбрый человек, и за это давайте выпьем.
Пьянея, фельдмаршал обнаруживал в новоиспеченном полковнике все больше и больше достоинств. В заключение он объявил, что любит его сильнее, чем кого-либо, и в доказательство полез целоваться. Румянцев уже раскаивался, что подсел к нему. К счастью, появился адъютант фельдмаршала, и им вдвоем удалось уговорить захмелевшего графа уехать домой.
Румянцев, выпивший лишь немногим меньше Бутурлина, вышел в сад отдохнуть, освежиться.
Занималось утро. На северо-восточном небосклоне белели мелкие рябые облака. Ночь растворялась, над садом разливался свет наступающего дня. В саду было тихо. Трава и цветы на клумбах блестели от росы. С яблонь свисали зеленые, еще не успевшие налиться сладким соком яблоки.
Румянцев выбрал скамейку шагах в пятнадцати от увитой хмелем беседки и сел, с наслаждением вдыхая настоянный зеленью воздух. Рядом не было ни души. Лишь в глубине сада прогуливались несколько пар.
Вдруг из беседки показался молодой человек в мундире армейского капитана. Заметив Румянцева, офицер решительно направился к нему.
— Разрешите сесть.
О Боже, да это же сама императрица! Румянцев мгновенно вскочил, сорвав с головы шляпу.
— Напрасно, — сказала ему государыня. — Для меня вы сейчас старший по чину.
Они сели рядом. От ее близости Румянцев словно окаменел. Он боялся пошевельнуться.
— Расскажите, как воевали с неприятелем, — попросила государыня. — Много убили шведов?
— Ни одного, — признался Румянцев. — Я находился при генералах и употребляем был в разные курьерские посылки.
— Вот как!.. — разочарованно промолвила императрица. — А я слышала о вас как об отважном и решительном воине.
Вдруг Елизавета Петровна зябко поежилась:
— Мне холодно. Кажется, подул ветер.
Румянцев с недоумением посмотрел вокруг. Деревья в саду стояли словно завороженные. Хоть бы листок шевельнулся.
— Вам показалось, ваше величество. Никакого ветра.
— Нет, дует, — возразила государыня, и в глазах ее появился испуг. — Я чувствую. — Она доверчиво оперлась о его руку, но вдруг, испустив слабый крик, повалилась на спину. Румянцев успел подхватить ее и положить на скамейку. Гибкое тело ее задергалось в судорогах. Лицо посинело, дыхание пропало.
