Молчание продолжалось, и Саша впитывал каждое мгновение его как победу.
— Послушай, Сашок! — необыкновенно мягко начал наконец Трескин. — А тебе не трудно было бы ко мне сейчас подскочить? Не с балды же решать. Я не говорю про аванс — черт с ним, хотя за тобой еще два письма, чтобы отработать хотя бы аванс ~ черт с ним, с авансом. Но… В общем, разговор-то серьезный, не телефонный.
— Хорошо, — снисходительно сказал Саша. — Я сейчас приеду.
Когда Трескин повесил трубку, он злобно, замысловато выругался. И посидел потом, упираясь рукой в колено, словно собравшись вскочить, бежать… Но не вскочил и не побежал, а по некоторому размышлению кликнул Аллочку.
Она выслушала известие, не дрогнув ни единой черточкой красивого и по этой причине бесстрастного лица.
— Юрий Петрович, — сказала она затем вполне безразлично, как занятый лишь рутинными соображениями человек, — а ведь студент-то влюбился.
— Как это влюбился? — в крайнем изумлении вскинулся Трескин.
— Как-как… Как поэты влюбляются? Точно так же. Как Петрарка. Шекспир. Данте. Как Пушкин с Лермонтовым. Так и влюбился. Обыкновенное дело, — пояснила она, нисколько не тронутая волнением Трескина.
— Хватит заливать-то! — возразил он.
— Я давно примечаю, как студент дергается. Писал, писал и дописался. А давеча смотрю: в мусорную корзину заглядывает. У меня там, в приемной. Эге, сама себе соображаю: да ведь это он конверт ищет с обратным адресом.
— Конверт у меня на столе лежал, и он это видел.
— Ну так у вас на столе он не мог искать. Движение бессознательное: не конверт, так какие-нибудь пометки, мало ли что. Когда человек взвинчен, знаете…
— А ты психолог! — иронически заметил Трескин.
— Мы ему сейчас конверт с обратным адресом от Натали подложим, — не изменив своей бесстрастности, сказала Аллочка.
— Какой еще Натали? — вытаращился Трескин.
— Той самой.
Несколько мгновений Трескин глядел, будто не понимая, хотя тотчас же все понял… И расхохотался.
— Ты страшный человек, Аллочка! Страшный, страшный… Действуй!.. Страшный человек!
— Я сейчас ей позвоню, чтобы предупредить, — поднялась Аллочка, только теперь позволив себе легкую, несколько деланную, однако, несмотря ни на что улыбку.
Полчаса спустя Саша застал Аллочку на своем месте, и она, мельком, равнодушно на посетителя глянув, подняла трубку внутренней связи:
— Юрий Петрович, к вам Александр… Александр Сергеевич? — тоном обозначив вопрос, повернулась к Саше.
— Геннадьевич.
— Александр Геннадьевич, — поправилась она в трубку и потом сказала: — Простите, Юрий Петрович, занят.
