— Юра, — сказал он, уставившись в пол. — Я много чего пережил, пока писал наши письма. Но, в общем, как ни странно, — он взялся за дверь, приготовившись поставить точку, — кусок в жизни получился памятный. И вот что… Я по-разному к тебе относился, но я так ощущаю, что этими письмами с тобой связан. Словно бы породнились. — Тут можно было бы и уйти, но Саша глянул на Трескина и поспешил предупредить возражения. При этом, разумеется, пришлось ему дверь оставить. — О! Да! Родственники поневоле. Так, впрочем, нередко бывает. И отношения самые холодные, и все равно что-то связывает. В общем, Юра, мы с тобой любили одну и ту же девушку.
— Он уступает нам Наташу, — заговорила Аллочка. — Наташа ему не понравилась, и он нам ее уступает. От щедрого сердца.
Саша вспыхнул, взгляд его метнулся от Трескина к Аллочке.
— Вы сейчас нехорошо сказали.
— Наташка, значит, не то, — хмыкнул Трескин.
— И потому он нас простил, — проницательно заметила Аллочка.
Больно задетый, Саша вскинулся возразить… но отвел глаза и вместо того, чтобы ответить, дать отпор, начал понемногу краснеть.
— И насчет оплаты… Что ж ты к дверям бросился? — Трескин пожал плечами. — Я еще не решил. Не говорил я, что платить не буду. Торопишься, ой, торопишься.
— А дальше что? — Саша поглядел под ноги, на матерчатые тапочки, еще более замурзанные с тех пор, как они стали предметом внимания посетителей конторы. — Дальше что? Осталось свидеться да целоваться начать. Не думаю, чтобы это у меня получилось лучше, чем у кого другого. Никакой особой ловкости и сноровки тут за собой не знаю. Дальше, Трескин, тебе другой заместитель понадобится.
Трескин двинул челюстью, подбирая грубое слово, чтобы срезать студента, — Аллочка не дала шефу заговорить.
— Зря вы так, Саша, — заторопилась она на высокой ноте. — Напрасно вы сердитесь. Очень вы меня огорчаете. Потому что, это правда! я ваши письма печатала. Очень они были умные ваши письма. Умные письма и трогательные. Так расстроишься, так расстроишься, пока печатаешь, ошибку на ошибку лепишь, да почерк у вас… Хоть плачь. Я всегда знала, что такая любовь только в книгах. Все про нее слышали, все говорят, в книгах пишут, по телику показывают, а живьем ее никто не видел, эту любовь. И так раскиснешь над вашими письмами. И я… я ведь чуть было вам не поверила.
Саша глядел на Аллочку: она говорила горячечно, быстро, но уже без той истерической язвительности, которая вызывала у него одно только отторжение. Казалось, что Трескин тоже не ждал от Аллочки столь сильного, обнаженного чувства, и не совсем даже понимал, взаправду она это все говорит или так… с умыслом.
