— А почему сейчас ты не с ним?
Я пригляделся к нему. Выглядел он таким же зеленым как днем, несмотря на розовеющий закат.
— Ждал тебя. Как долго это продолжалось, — вздохнул Гарет.
— Долго? А по-моему, как раз, очень быстро.
— Я не про битву, — уныло сказал он. — Там все было быстро и ясно… хотя… может, и не очень ясно, — он невольно поежился, явно чувствуя себя неуютно и совсем не в своей тарелке. — Но просто. Как-то честно. Хотя… даже не знаю…
— Хотя скольким из них не увидеть ни этого заката, ни завтрашнего рассвета, — продолжил я с ностальгическим пафосом. — А потом будет то же самое. И сперва каждый закат будет казаться все кровавее, а потом это войдет в привычку. Потом надоест и станет злить. Потом, быть может, станет безразлично.
Гарет посмотрел на меня озадаченно, и в то же время завороженно, будто слушая сказку.
Я подмигнул ему, присел на бугорок рядом и бросил в реку камешек. Кабал, толкаясь, пристроился между нами.
— О чем ты думаешь, глядя на эту реку? — спросил я.
— Она течет, — грустно ответил Гарет. — Она холодная.
— Тут трудно поспорить.
— А о чем думаешь ты?
— О том, какого она цвета.
Река на рассвете — алого цвета,
Нежного алого цвета.
Цвета рассвета,
Жизни привета,
Льющейся крови примета.
Качнутся знамена парящим драконом
Над тучами сказочных орд, —
В огнь увлеченных,
Тьме обреченных,
Алчности райских ворот.
Раскинув на поле ряды и колонны,
Замерли тьмы муравьев,
И ринулись строем,
Мешаясь все роем,
В мерцающий пестрый покров.
Алого цвета, цвета рассвета,
Звоном бегущих ручьев,
Средь маргариток
Травам напиток —
Из усеченных голов.
Мы молча посидели на бугорке, бросая в реку мелкие камешки.
— Но почему цвета рассвета? — спросил наконец Гарет.
— Потому что порой уже на рассвете бывает ясен закат. Закат не бывает неожиданным для того, кто видел его еще на рассвете.
Гарет долго молчал, и видно было, что он колеблется — сказать ли то, что его тревожит или нет. Я не стал ему мешать.
— То есть, ты уже на рассвете знал, каков будет закат?
— Не для меня. И знаешь, это далеко не худший закат из всех.
— Конечно, нет, — в голосе Гарета прозвучало удивление. — Ведь мы же победили!
— Он хорош не только тем, что мы победили, а тем, что крови было гораздо меньше, чем могло пролиться.
Гарет шумно выпустил воздух и обернулся, оживившись.
— Значит, ты тоже не любишь кровь?!
— Конечно, дружок. Ни один нормальный человек ее не любит. Если он начинает ее любить, лучше его сразу прикончить, чтобы меньше было крови.
