— Вот только толку-то от всего этого? — проворчал Эдди. — Если это не помогло нам, когда мы знали куда больше, чем теперь, на что вообще можно рассчитывать?
— Тогда нас застали врасплох, — сказал я. — Мы были зелены и представления не имели о том, с чем столкнемся.
— А теперь имеем, — меланхолично сказал Эдди.
— Когда-нибудь, и мы по-своему сможем застать их врасплох, — сказал я.
— Сильно сомневаюсь, — сказал Эдди.
— Тогда, какого черта ты среди нас? — поинтересовался Обри, сердито хмурясь.
— А куда я теперь денусь? — рассудил Эдди, хладнокровно гася окурок в пепельнице и доставая новую сигарету.
— Есть множество вариантов, — сказал я самым коварным тоном.
— Шутник, — скептически хмыкнул Эдди. — Все равно отступать уже поздно. Да и чем еще прикажете заниматься в этой дурацкой жизни?
Крейг пожал плечами и выдвинул предположение:
— Жить.
— Смешно, — загробным голосом проговорил Эдди.
— Не очень, — почти огрызнулся я.
Обри фыркнул и бросил на стол бумаги.
Я протянул руку и мельком просмотрел чертежи, потом пригляделся к некоторым листам попристальнее.
— Да ты гений, — сказал я с уважением. — Не думал, что кому-то удастся собрать эти куски в одно целое.
— Ничего сложного, если мыслить логично, — скромно ответил Обри, тихо дуясь от гордости.
Я слегка улыбнулся.
— Так когда-то говорил мой отец. Но увы, мыслить как он, я так и не научился. Мозги по-другому устроены.
— Думаешь? — усомнился Шейд. — Он ведь умер давно. Вряд ли ты можешь по-настоящему сравнить.
— Он был ученым. А я всего лишь дилетант, во всем, за что бы ни брался.
— Боже, — посмеиваясь сказал Шейд. — И этот человек нас возглавляет.
— А ты как думал? Просто компания младенцев, играющих в шпионов.
— Да… одного у тебя точно не отнять. Ты настоящий романтик.
Вилли принес нам еще по кружечке.
Обри получил свою порцию славословий, а потом…
Легкий хлопок, и на светлый лацкан Обри выплеснулась кровь, будто хлынуло сквозь ткань вино из оброненной бутылки.
Кажется, я пялился на это винно-красное пятно целую вечность. Как и Обри целую вечность сидел с живым изумлением на лице, прежде чем его взгляд начал стекленеть, и он безвольно упал лицом на свои чертежи.
Но на самом деле, никакой вечности не было.
Я тут же развернулся, опрокинув стул, но не поднимаясь во весь рост, и дважды выстрелил в стрелявшего. Браунинг оказался в руке будто сам по себе. Грохот отшвыриваемой мебели и выстрелы, зал затянуло совсем не сигаретным дымом.
Я смахнул навернувшиеся слезы.
