Человек-морда заметил Глорию - тупые выросты ног пришли в движение, неловко подтаскивая за собой тело; рот головы-носа открылся, рот-складка на теле заходил ходуном, и сложно было сказать, откуда начали доноситься неразборчивые - не то булькающие, не то квакающие - звуки.
Лишь заметив перемещение урода, Глория сумела освободиться от шока, вызванного его внешним видом. Омерзение и страх, тотчас всколыхнувшиеся в ее душе, заставили ее тронуться с места.
Тем временем пение крепчало. Жалобное, как стенание птиц, загадочное и полное особой сумбурной и беспокойной красоты, имевшей какой-то призвук болезненности, оно шло из ниоткуда и заполняло собой все.
Да, воздух обычно не замечают, но бывают минуты, когда человек замирает, чтобы вобрать его в легкие и оценить: "Как он свеж!" - или, наоборот: "Как он тяжел и отвратителен!".
Ни то, ни другое не могло быть безоговорочно отнесено к пению-атмосфере: слишком чужой она казалась для этого - и все же невероятно знакомой показалась Глории скрытая в ней мятущаяся тоска.
Да и какому не лишенному души человеку, столкнувшемуся в своей жизни со страданием и непониманием, удастся остаться безучастным к боли вечных изгнанников, тысячелетия не знающих пристанища?
И неважно, каким языком говорится об этой беде - языком слов, музыки или красок, - боль поистине универсальна, ей неведомо такое деление.
"Как я понимаю Эрона! - подумала Глория и тут же спохватилась: Эрон!.. Так что же я так медлю?"
Глория прибавила шагу, но вскоре замерла: перед ней раскрылась пропасть.
Здесь было еще больше света, и отовсюду струились клубы жара, скрывая дно громадной ямы. Лишь невероятные по непрочности мостики из веревок и кое-как связанных дощечек простирались теперь перед Глорией, уводя в белесую туманную дымку, отделявшую ее от Буна.
Набравшись храбрости, Глория заставила себя взяться за край канатов-перил.
"Неужели я смогу пройти по этому мостику?" - вздрогнула она и тут же подумала: "Как хорошо, что пар скрыл дно - не так страшно будет падать вниз".
В самом деле, как бы глубоко ни открывались провалы между клубами пара, ни разу Глории не удалось увидеть сквозь них твердого дна - лишь такие же темные ребра мостиков время от времени проглядывали и внизу.
Музыка звучала тут сильнее, но как-то глуше.
Светился туман.
"И все же - пройду я или нет?" - когда Глория спросила себя об этом, она находилась уже на порядочном расстоянии от твердой почвы.
Дощечки не случайно казались непрочными - они так и вставали дыбом под ее ногами, грозя совсем перевернуться и в любой момент выскользнуть из-под ног, чтобы сбросить вниз незваную гостью. Но тем сильнее вцеплялись во влажные канаты руки Глории, верившей в то, что она просто не имеет права не пройти.
