Рассуждать — рассуждала, однако от посторонних глаз прятала. Так, на всякий случай.
Васенька рос ласковым, но хилым. Ел с неохотой и постоянно мерз, тоненько позвякивая чешуйками. Матвеевна дров извела за эту зиму вдвое больше обычного, а к весне справила ему драповое пальтишко и навязала мохеровых свитеров. Когда мартовское солнышко залило зернистый снег льдистым стеклом и развесило на крышах сосульки, Вася в пальто, перехваченном поверху крест-накрест платком, впервые вышел из дома. Он зажмурился от солнечного света, скользя, прошелся по насту, с интересом тюкнул какую-то веточку и опрометью бросился домой, поджимая посиневшие ноги.
Пришлось Матвеевне еще и на сапоги заморочиться. Пошла в Верхнее Кривино к Ивану Степановичу, одному на оба Кривина сапожнику. Долго и уклончиво объясняла свою надобность, и размер показывала, чуть раздвинув щепоть — вот такие нужны. Потом подумала и увеличила маленько — на вырост. Обычно покладистый Степаныч вдруг заупрямился.
— Нет, Матвеевна, пока не скажешь, за каким перцем тебе это нужно, не стану шить!
— Да какая тебе разница-то? Ты тачаешь, я плачу. Не торгуясь, сколько скажешь, столько и отсчитаю.
— Четвертной!
— Да ты что, — ахнула Матвеевна. — Совсем сдурел? Где ты такие цены видел? За четвертной в райцентре на мужиков сапожищи продаются. А мне же вот такие надо, понимаешь, маленькие. На них и кожи-то не понадобится, из обрезков собрать можно.
— Объяснишь, цена другая будет. А так — четвертной, — и уткнулся в работу, словно Матвеевны рядом и не стояло.
Ну не сука ли? Матвеевна покряхтела, посчитала, повздыхала и решилась на позор.
— Да как бы тебе объяснить… Одиноко мне. Ни детей бог не дал, ни семьи. Уж скоро сорок лет, как одна кукую…
— Ну? — Степаныч отложил шило и глянул нетерпеливо. — Ты мне мозги не засоряй, я таких историй, знаешь, сколько на своем веку выслушал. По делу говори.
— По делу… Это… Ну, коли по делу… В куклы я играю, понимаешь… — Матвеевна сжалась — сейчас заржет старый дурак, как конь, а к вечеру разнесет по всей округе, что рябая ведьма совсем с ума спятила, в детство впала. Но Степаныч посмотрел в ответ неожиданно серьезно.
— Отчего ж не понимаю?.. Что я, зверь что ль какой?.. Ну-кась, покажи еще раз размер? К завтрему приходи, готово будет.
— Только мне две пары надо. Куклы у меня, понимаешь, две…
— Лады, будут тебе две. Тогда к послезавтрему. Я одни красненькие стачаю, а другие желтые. Будут твои куклы, как принцессы.
