– Как же подать, когда он привинчен к полу?
– А ты знаешь, почему он привинчен?
– Чтобы заключенный не обрушил его на голову такого следователя, как ты! – разозлился я.
Надзиратель рассмеялся.
– А я думаю – наоборот!
На этот раз рассмеялся я.
– Почему ты не веришь, что я не убийца?
– Я, может быть, и верю, но чем ты докажешь?
– Докажу!
– Бог тебе в помощь…
– И все же ты не веришь!
– Понимаешь, с одной стороны, я готов поверить тебе – лицо у тебя доброе, хорошее. Но, с другой стороны, как вспомню убитого… Ну, если б ты сказал, что убил его случайно…
– Какого черта – случайно! Не убивал я!
В комнату вошел следователь. Мы встали.
– Вот, начальник, привел! – отрапортовал мой надзиратель.
– Хорошо. Подожди в коридоре, – ответил следователь, усаживаясь за стол.
Надзиратель вышел, но тотчас же вернулся.
– Извините, начальник, сигареты его случайно захватил! – Он положил на стол передо мной пачку "Примы" и спички и быстро покинул комнату. Что-то теплое разлилось по моему телу, к горлу подкатил соленый комок.
Следователь Гагуа расследует дело с первого же дня нашего ареста. Собственно, он уже закончил следствие, составил обвинительное заключение и ждет лишь наших подписей, чтобы передать дело в прокуратуру. Но мы отказываемся от подписания обвинительного заключения. Гагуа, конечно, давно плюнул бы на это – он может обойтись и без наших подписей, – но ему мешает одно формальное, по его мнению, обстоятельство: до сих пор не допрошен человек, который в тот злополучный вечер подходил к нашему столу и из-за которого, по существу, и разгорелся весь сыр-бор. Вот уже второй месяц Акакий-Како-Каки лежит в больнице с сотрясением мозга.
Каждый день, за исключением субботы и воскресенья, Гагуа вызывает меня к себе и задает одни и те же вопросы. Вот и сейчас он сидит передо мной. И я знаю наизусть, что он скажет, что он сделает, куда он посмотрит… Это становится невыносимо!..
Сейчас он вынет расческу из кармана кителя… Вынул.
Проведет расческой по жидким волосам… Провел.
Дунет на расческу и положит её в карман… Положил.
Подойдет к окну, откроет его… Открыл.
И снова сядет… Сел.
Потом согнет толстые пальцы, забарабанит до столу и скажет: "Мда-а-а…"
– Мда-а-а… До каких же пор ты думаешь отнекиваться, а?
Боже мой, какая у него большая голова и какой низкий лоб!
– Тебя спрашиваю! Долго мы ещё будем играть в молчанку?
– Товарищ Гагуа… – начал я.
– Я тебе не товарищ! Я – капитан милиции Виктор Адольфович Гагуа, следователь, – поправил он меня.
