Часами он сидел в своей комнате за запертой дверью, по временам стреляя в потолок и сочиняя сбивчивые письма Аннабелле, в которых чередовались нежность, благородное возмущение и отчаяние. Он признавал периоды депрессии и «нарушение спокойствия», но уверял, что не желает быть разлученным с нею, если только она сама ясно и недвусмысленно не будет на этом настаивать. Их сердца все еще принадлежат друг другу; ей стоит только сказать, и он, подобно Петруччо, будет «защищать свою Катарину против миллионов»[54]. Двадцать дней, прошедших после ее отъезда, отравили, по его словам, лучшие ее чувства, и с каждым новым днем действие яда будет только усиливаться. Но Аннабелла продолжала свой беспощадный перечень обид, который заставил его пожалеть о хвастливом заявлении, что следует придерживаться только очевидных фактов.
Вскоре Аннабелла тоже поселилась в отеле «Майвартс». Она привезла с собой пространный меморандум для передачи Стивену Лашингтону. Ее рассказ об инцесте между Байроном и Августой настолько потряс адвоката, что поначалу он отказался ей верить. Однако неизменная честность Аннабеллы преодолела его сомнения, хотя он и сказал ей, что это обстоятельство не может быть использовано в бракоразводном процессе, так как жена не может свидетельствовать против мужа и обвинение нельзя будет доказать. Он советовал строго придерживаться избранных рамок и ссылаться на «грубое и непристойное поведение и словесные оскорбления».
Наконец Байрон дрогнул. Он умолял ее встретиться, а когда она отказалась, Августа в качестве его адвоката отправилась в «Майвартс» и нашла Аннабеллу «смертельно бледной, даже голос ее совершенно изменился, однако она продемонстрировала несокрушимое спокойствие». Августа убедилась, что Аннабелла полна решимости.
Друзья Байрона были встревожены слухами, которые поползли, разрастаясь день ото дня, обрастая гирляндами непристойных подробностей и обвинений. Когда Киннерд сказал Хобхаузу о гомосексуальных обвинениях, тот затрепетал от одного этого слова и в своих дневниковых записях заменял его на тире.
И вот начались обмены письмами, ходатайствами, слухи множились, обвинения громоздились… Байрон решил сам нанести удар. У него возникла странная идея, что он мог бы преследовать судебным порядком тех, кто разлучил его с женой, а когда эта попытка провалилась, то обратился к Аннабелле с наивной просьбой: «Милейшая крошка, я прошу, давай помиримся. Я смертельно устал от всего этого». Но «милейшая крошка» уже начала свою кампанию мщения. Каролина Лэм, «подлая интриганка», попросила Аннабеллу о встрече, сказав, что может сообщить такие тайны, что при одной угрозе их раскрытия Байрон затрепещет и капитулирует. Они встретились вечером, и Аннабелла за несколько минут разговора узнала, что ее развратный муж признавался в совращении своего пажа, Роберта Раштона, и еще троих мальчиков в Харроу. Хуже того, Каро принесла копии писем, которые Августа писала Байрону и которые он предательски передал Каролине. Аннабелла показала эти новые уличающие свидетельства Лашингтону, который поздравил ее со счастливым избавлением от мужа-извращенца.
