по ее выбору.
Во время своего «первого сезона» в Лондоне он вел рассеянный образ жизни, брал уроки фехтования у Генри Анджело и уроки бокса у Джона «Джентльмена» Джексона — знаменитого чемпиона. Он был намерен, подобно его кумиру горбуну Александру Поупу, показать, что хромота не уменьшит его удаль и не повредит ей, утверждая, что изначальное отвращение приводит лишь к большей ярости. Джексон, немного задира, очень нравился Байрону, который отметил его «мощные икры и красивой формы, хотя и не очень изящные лодыжки».
Однако когда деньги кончились и ему пришлось покинуть Лондон, он предупредил «фурию», свою матушку, о своем вынужденном возвращении «в эту конуру» в Саутвелле и выразил надежду, что она наймет лакея, так как его слуга должен заботиться о лошадях, и что ее присутствие, равно как и ее горничных, не будет навязчивым.
Когда он в конце концов вернулся в Кембридж, лондонские связи и эскапады не уменьшили его любви к Эдлстону, наоборот, углубили ее. Его экстравагантность еще увеличилась: Эдлстона он осыпал подарками — охотничьи часы на золотой цепочке с золотой печаткой. К возмущению его матери, он приобрел карету, с лошадьми, упряжью и грумом в ливрее. Вскоре он понял, что Эдлстон был той любовью, без которой он не может существовать, но с которой жить он тоже не может, так как подозреваемых в содомском грехе сажали в тюрьму; это преступление каралось повешением. Сознавая такую угрозу, он понимал, что отношения эти нужно прекратить, но медлил, так как все еще был влюблен. Финал наступил, когда у Эдлстона стал ломаться голос, юноша не мог долее оставаться в хоре, и ему пришлось покинуть Кембридж. Байрон писал своей кузине Элизабет Пигот, что молодой человек поступил в известный торговый дом в столице, но, как оказалось, Эдлстон нашел лишь место клерка в конторе на Ломбард-стрит с грошовым жалованьем. После расставания с Эдлстоном, хотя его сознание и являло собой сплошной хаос печали и надежды, Байрон пустился в еще более дерзкий разгул. Круг его общения включал теперь жокеев, игроков, боксеров, писателей и священников; его комнаты были обставлены в восточном стиле, который был бы под стать султану.
Горький осадок от всей этой истории возник позднее, когда Эдлстон обратился за помощью, а Байрон, хотя и щедрый по природе, ощетинился, что заставило «Сердолика» написать униженное и в чем-то лицемерное письмо, в котором говорилось, что он хотел просить лишь о покровительстве Байрона, чтобы получить достойную должность и не быть никому обузой.
