Остатки ночнушки с меня все же сорвали и небрежно отшвырнули в угол.
«Ты за это поплатишься, муженек!» — прошипела я про себя, проводив глазами безнадежно испорченную вещь.
Собственная нагота меня не смущала — я все‑таки суккуба, а не ангелесса. Меня с самого детства учили обольщать и покорять. Мое тело — это оружие, а одежда — всего лишь ножны, скрывающие до поры до времени убийственную остроту спрятанного внутри клинка. Но я, к сожалению, не слишком опытная охотница. Я не раз соблазняла и искушала, порой даже сводила с ума… однако до сих пор никого по — настоящему не совратила. И большая часть моих знаний — лежащие тяжким грузом воспоминания, в которых маменькины слуги выбивали из меня упрямство хлыстом.
Да, я — неправильная суккуба, и сейчас это плохо. Мое взросление затянулось исключительно благодаря папочкиным корням. Подаренная им частица Света приглушала мои инстинкты, давила естественные для нашей расы желания, заставляла упорно сопротивляться приставленным маменькой учителям и этим доводила суровую родительницу до озверения.
Ни один из подосланных ею самцов так и не сумел вырвать из меня отцовское наследие. Никто из нанятых ею мужчин так и не смог меня сломать. Упрямая частичка Света так и горела во мне, безумно раздражая окружающих, но поделать с ней ничего не могли — я слишком хорошо научилась ее оберегать. От нерасторопных ухажеров я уходила, предварительно доведя их до исступления. Самых настойчивых игнорировала, порой умышленно стравливая друг с другом… одного покалечила… двое самых наглых сгорели… маменька после этого взбесилась окончательно и пригрозила вышвырнуть непокорную дочку на улицу, но я только огрызнулась и тем же вечером собрала вещи.
В чем‑то ее можно было понять: суккуба, которая избегает мужчин — худший позор для семьи. Поэтому я ни на миг не усомнилась в принятом решении. Хлебнула, конечно, горя, пока болталась по подворотням. Досыта наелась грязи и щедро вкусила всех прелестей нищеты. Помыкавшись по разным школам, нашла‑таки место, откуда меня не гнали. А потом прижилась, пригрелась и постепенно оттаяла. И только сейчас, глядя в непроницаемо черные глаза пленившего меня мужчины, неожиданно поняла — все, беззаботное детство закончилось. И теперь для того, чтобы выжить, мне придется использовать то, от чего я так долго отказывалась.
— Вы хотите поиграть, мой Князь? — промурлыкала я, соблазнительно изгибаясь в цепях. — Неужто я могу надеяться, что вызвала у вас интерес?
