Доступные источники также не могли быть использованы полноценно. Нимб святости вокруг большевизма и Ленина препятствовал всестороннему изучению фактов. Представление об истории как о процессе неизменно поступательном не оставляло места для случайностей; поведение исторических деятелей объяснялось исключительно их социальным положением, без учета индивидуальных побуждений и чувств. Боязнь навлечь упреки в излишней (?)
драматизации событий приводила к голословным заявлениям о «считанном» количестве провокаторов, проникших в ряды якобы надежно от них защищенных большевиков[4]. Еще недавно утверждалось, что тема Малиновского исчерпана[5].
Труднее всего оказалось признать дело Малиновского частью истории революционного и рабочего движения. Забыта была даже та ограниченная трактовка, какую предложил, публикуя обвинительную речь на суде над Малиновским, Н.В.Крыленко, назвавший этот суд «развязкой одного из трагических эпизодов борьбы пролетариата»[6]. Стремление преодолеть стереотипы в освещении темы характерно для «перестроечной» популярной литературы и публицистики, но оно часто обесценивается легковесностью, искажениями фактов и домыслами[7], — вообще количество их в сочинениях о Малиновском необозримо.
Зарубежные специалисты по русской истории также нередко пытались восполнить отсутствие недоступного им документального материала слабообоснованными предположениями. Вместе с тем, не будучи скованными внешними запретами, они верно указали на уникальность провокации в России начала XX века как политического и психологического явления и первыми включили эту тему в контекст исследования истоков тоталитарной системы в СССР[8]. Советскими историками относительно больше изучена связь провокаторства с правительственной политикой последних лет существования российской монархии. В настоящем исследовании, наряду с этим, рассматривается взаимосвязь провокаторства с развитием РСДРП и становлением большевизма, несущей опорой которого после прихода большевиков к власти стали ВЧК и учреждения — ее преемники.
Особого внимания заслуживает аспект этой темы, впервые в отечественной исторической литературе выделенный С.В.Тютюкиным и В.В.Шелохаевым на основе материалов расследований 1914 и 1918 гг. — соотношение политики и морали, политических целей и средств их достижения в практике большевиков[9]. Анализ перипетий дела Малиновского способствует лучшему пониманию особенностей российской политической культуры и революционной субкультуры, выяснению условий ее формирования. Биография рабочего — социал-демократа, ставшего провокатором, находится на пересечении истории «верхов» и «низов» общества, и рассматривая ее, нельзя не говорить об окружении Малиновского, о среде, в которой он вырос и жил, и еще шире — о его времени.
