– Ты ж, мил человек, с подветренной стороны стань! Иль в огнище сигануть тщишься? Так незачем, сгорело все, – рассудил спокойный, хрипатый голос.
Максим смотрел не на советчика, а на забор. Забор, поставленный собственноручно летом, был цел, за ним, невредим, с двумя яблонями под окнами, стоял дом. Густо дымилось, потрескивая, пепелище, оставшееся на месте сарая. Старенькое чужое жилье с грустным лицом от низеньких окон и нахлобученной крыши показалось Максиму родным, будто тут он вырос, бегал босым по утреннему лугу к озеру, взрослел, подчинивая хозяйскими руками дедовское строение, собирая в сентябре крупную крепкую антоновку, курил за сараем первую папиросу.
– Ну чего ж ты пугаешь, змий? – упрекнул он топчущегося рядом мужичка и тут только, приглядевшись, воскликнул: – Ласик!
Узнать Ласкера было не просто. В рыжевато–пегой крестьянской бородище, вязаной шапке, надвинутой до лохматых, ржавых бровей, в живописно–драном сельском прикиде он тянул на закоренелого бомжа. Вот только круглые "ленноновские" очки, то ли стильные, то ли допотопные, не очень вязались с обозначившимся образом бродяги.
– Какими судьбами, чертяка?! – хлопнув рыжего по плечу, Максим протянул руку.
– Пусти его, – "не заметив" руки, посоветовал тот, взял щенка и поставил на песчаный откос. Пес тут же присел по малой нужде. – Ишь, натерпелся… Я, собственно, к себе добирался. А домино–то заколочен. Топор найдется?
– Эй, господин Ласкер, у тебя с головой совсем плохо. Столкнулись мы с тобой на краю света, как вижу, нежданно, при столь волнующих обстоятельствах – и разбежались? Полагаешь, я тебя прямо так отпущу в промозглую избу без праздничного обеда? У меня щи имеются. И наливка черничная… – Максим подозрительно посмотрел на неопределенно топчущегося человека и предупредил: – В друзья не набиваюсь. Вопросов задавать не буду. А в том, что случилось, винюсь.
Жарко топилась печь, Лапа спал на постеленном ему половичке, за столом, покрытом желтой в крупных розанах клеенкой душевно беседовали два согревшихся щами и черничной наливкой мужичка русофобской и русофильской внешности.
Пять лет назад, незадолго до исчезновения Горчакова, они так же сидели за покрытым клеенкой столом в соседней избе, обмывая приобретение Ласкера. По совету своей супруги Гали, особы крайне хозяйственной, тот приобрел за гроши одну их брошенных изб в Волдайской деревне. Притащил сюда и Максима, дабы прельстить рыбалкой и совместным семейным летним отдыхом. Галя сватала Максиму свою приятельницу. Но ни приятельница, ни рыбалка не увлекли закоренелого холостяка и урбаниста Горчакова. А вскоре он и вовсе покинул ВЧ, скрылся в Москве и расторг дружескую связь с Лионом.
