"Когда–то я был безумно несчастлив. Безумно… – спокойно думал Мастер. – Тяжко бремя земных испытаний. Благостен путь сквозь прохладу вечных лугов Приюта. Вот истина, истина… Истина". Он ощутил, как теплеет его плечо. Что это? Тонкая, острая игла проникла в грудь, целясь в сердце. И пронзила его – Мастер сел, сраженный печалью. Горячи и солоны слезы любимой.
– Я с тобой! – он крепко прижал, покрывая торопливыми поцелуями ее вечно юное тело и покачивая, словно дитя, повторял: – Я здесь, здесь, Марго…
– Мы вместе. Навсегда, – заклинала она, тихо всхлипывая, ощущая уже его боль, его тревогу. – Мы дома, любимый! – И замолчала испуганно, стирая ладонью не унимающиеся слезы.
Размеренно тикали ненужные здесь часы, в кронах каштанов перекликались щеглы. Мастер ощущал, как зреет под ребрами, рядом с давно утихшим сердцем, забытая томительная тревога.
– У нас был другой дом. Ты плачешь о нем, – деревянно выговорил он, когда тяжесть в груди стала невыносимой, оживляя боль памяти. – У нас была другая жизнь.
– Нет! – Маргарита вырвалась, тряхнула головой, откидывая со лба спутавшиеся пряди и заглядывая в его глаза. – Подвал сгорел. Давно сгорел. Все ушло, ушло! И страх и обида и терзания потерь – все позади!
– Но не это: оконце у потолка и твоя туфелька с замшевым бантом, стучавшая в стекло… Как замирало мое сердце! Я ждал, умирая от счастья… Твои шаги на лесенке… Я зажмуривался, переставал дышать… Господи, как колотилось мое сердце… Маргарита!
– Твои рукописи, Понтий Пилат, Иешуа… Твои мечты, Мастер…
Они долго смотрели друг другу в глаза, узнавая тех, давних. А потом схватились за руки, как люди, вступившие в заговор. Двое во всем мире. Они больше не могли усыплять память, подчиняясь закону Покоя. Заговорили наперебой, вытаскивая из распахнувшейся сокровищницы воспоминаний все новые и новые драгоценности.
– Раковина с водой в прихожей и примус… Я жарила хлеб, резала сыр, заваривала кофе… Как безрассудны, как счастливы мы были…
– Ты обнимала меня на скрипучем диване. Реденький плед скрывал нас от мира. Два теплых тела, прильнувших друг к другу, как щенки в лукошке…
– Когда я уходила – каждый вечер, – это было так, словно я умираю. Я жила лишь для того, что бы снова помчаться в наше убежище. О, Боже, как взрывалась во мне радость, когда я видела твое лицо!
– Твое лицо!.. Марго, твое единственное лицо… Всякий раз вспыхивало, всякий раз удивляло заново своей непомерностью счастье: ТЫ и Я! Помню, я все помню!.. – Мастер резко отстранился, отпустил ее руки, замотал головой. – С нами что–то случилось здесь, правда? Не вдруг, не сейчас постепенно. Ты ткала ковер. А я не задавал вопросов… Тут не бывает полнолуния. Но сегодня во сне под бледным диском луны я видел город! Тот самый. Я узнал его. И слезы… Знаешь, такие горячие слезы хлынули разом… А потом кольнуло вот здесь, в груди… Ты понимаешь меня?! Ты согласна? Сжав ее плечи, он вопросительно заглянул в темные глаза, пугаясь от того, что увидит там. В глазах Маргариты сиял восторг.
