– Вот вам бы как раз, Курман Камноедилович, в вашем возрасте, да с такой комплекцией, и с вашей, я бы сказал, своеобразной творческой потенцией, не мешало бы привлечь хорошего диетолога и воздержаться от мясного. А то уже на каждом углу вопят, что Курману гормоны в голову ударили. Что ни скульптурный шедевр – торчит, как понимаете ли… этот, извините, Шаляпин! – сделав рукой малоприличный жест, невинно отбрил советчика Бася.
– В мою работу я вложил всю любовь к народу этой страны, уважение к его культуре, истории, – озарившись доброй улыбкой, произнес Камноедилов. Монумент великого русского актера, слившегося с образом царя–кровопийцы, но в то же время – его отрицающий – это… – Курман изобразил гибкими руками нечто большое и обтекаемое, словно виолончель.
– Говно, – отрезал с аппетитом кушавший Свеклотаров. Он использовал самое мягкое, можно даже сказать, хвалебное определение из своего привычного лексикона. Курман дрогнул, позеленел и с рождественским звоном уронил бокал. Отец Савватий, опустив очи, перекрестился.
Двадцать секунд на террасе, обдуваемой наивным ветерком, царило идеальное молчание. При этом лучше всех, глубже всех и мертвеннее молчал оскорбленный скульптор. Затем он поднялся, сверкая глазами и бриллиантами, и все догадались, что певца в полу–царском виде Камоедилов лепил с себя.
– Мхыч тыл абгаз! – произнес художник с интонацией старейшины, провозглашающего кровную месть до седьмого колена.
– Можно вас на минутку, Рамзес? – взяв под локоть Свеклотарова, Альберт Владленович увел его в дом, где деликатно объяснил, что искрометный юмор – дело хорошее, но не во всеуслышание. А вполне понятную неприязнь к лицам русофобской национальности, следует до время придержать в интересах дела.
После чего Свеклотаров опорожнил стоя два фужера водки и, ссылаясь на дела в Комитете освобождения России, отбыл. Проводив соратника, хозяин вернулся к столу, где заметно сплотившаяся компания бурно заверяла Курмана в неоспоримой гениальности его творений. Значительно заглянув в глаза скульптора, Пальцев прижал ладонь к груди:
– Извини, Курман. Разница менталитетов, воспитания… Не станем портить суетным великий момент. – Альберт Владленович поднял бокал, обвел присутствующих увлажнившимся взглядом:
– Хочу напомнить, друзья, что всех нас объединяет беззаветная любовь к Родине. Ради нее мы будем работать, невзирая на отдельные разногласия и поверхностные антипатии. За нашу великую Родину!
