Попав в компанию чуждых ему по ориентации лиц, Бася изображал полную раскрепощенность. Демонстративно поправлял перед зеркальцем макияж, таращился на бриллианты скульптора, с выражением отчаянной скуки разглядывал экипировку высшего эшелона – костюмы от Армани, рубашки от Версаче, обувь от Бали или Гуччи. Сутану проходившего мимо батюшки пощупал и установил, что она сшита из первоклассного фрачного крепа. А вот галстук толстомордого актеришки Барнаульского, с трудом поместившего свой зад в изящное антикварное кресло, куплен у китайцев в переходе метрополитена.
Юлик Барнаульский был самым, видимо, случайным членом странного сообщества, попавшим сюда благодаря дружбе с Кленовским и своей активной жизненной позиции. Неутомимый борец за выживание российской культуры, занятый в различных творческих объединениях, обществах и союзах, Барнаульский делал активную карьеру на телевидении. Сейчас, талантливо изображая лицом добродушную толерантность, Юлик успел послать каждому из присутствующих приватный взгляд, свидетельствующий о личном расположении и солидарности во враждебном лагере.
Напольные часы, украшенные резными химерами, словно Собор Парижской Богоматери, медленно пробили двенадцать. И тут же раздался торжественный баритон хозяина.
– Благодарю за то, что приняли мое приглашение, друзья, – пропел он, стоя у ведущей наверх лестницы с величием графа Орлова, открывающего бал в оперетте "Летучая мышь". – Прошу подняться в кабинет. Докладчик ждет.
Между тем на веранде готовился к обеду торжественный стол. Звенел хрусталь, мелькала сервировочная тележка, подвозящая напитки и блюда, занимали свои места серебряные приборы возле тарелок российского царского двора, возникли в низких вазах изящные цветочные композиции. Все приготовления совершал один человек – гибкий восточного типа брюнет с лучезарной улыбкой и пластикой циркового наездника. По примеру гарсона во французском бистро или полового из русского трактира, его узкие бедра охватывало длинное белое полотенце. Над полотенцем чернел совсем недешевый смокинг, а у гладко выбритого подбородка притихла коллекционная Корденовская "бабочка". Колдуя над столом, он напоминал фокусника Акопяна, выполняющего забавный трюк. Завершив программу, окинул орлиным взглядом содеянное и победно воздел руки: "Алле!"
Игорь Везун трудился у Альберта Владленовича второй год. В ленинградском детдоме имени Клары Цеткин и Розы Люксембург, где вырос Игорь под дурацкой фамилией, данной ему невесть кем из дирекции, его считали наивным. Двухнедельного младенца нашла повариха баба Дуся на приютской помойке в лютом январе. Завалившийся в бак с тухлой капустой мальчик не замерз и даже не заболел. Но рос замкнутым и чересчур доверчивым. Баба Дуся опекала "рахитика", засовывая в его кулачок булочку или яблочко. Но и эти лакомства вечно голодный пацаненок умудрялся подарить или выменять старшим товарищам при малейшем нажиме. Так же легко манипулировал по дешевке приобретенным сокровищем и Альберт Пальцев.
