– Не позволим, – отрезал Меир, – у нас отличные базы в Тихом океане. Однако если японцы начнут воевать на два фронта, на море и на суше, с нашими странами, то нам придется высаживать войска в Азии, чтобы поддержать союзников… – Джон отозвался: «Сталин еще может объединиться с Гитлером. Хотя, судя по всему, Гитлер его водит за нос». Рыбу принесли на коричневой, оберточной, покрытой пятнами жира бумаге.
– Очень вкусная, – Меир облизал пальцы, – когда ты приедешь в Америку, я тебя свожу в одно местечко, на Брайтоне… – он вспомнил шум океана, запах соли, плетеную корзинку, с бутылками пива и картонными коробками.
Вывеску закусочной украшали звезды Давида. Мистер Гринблат с гордостью указывал на дату, конца прошлого века: «Почти пятьдесят лет на одном месте». В чаду и запахе раскаленного масла, колыхался захватанный пальцами сертификат кошерности заведения. Стойку осаждали ребята из Брайтона и Нижнего Ист-Сайда, в летних брюках, теннисных туфлях и легких рубашках-поло, со сдвинутыми на затылок кепками. Девушки в смелых платьицах, по колено, в открытых туфельках, щебетали у фонтана с крем-содой и кока-колой.
Ирена взяла большой стакан с молочным коктейлем, украшенный сладкой вишней. Губы у нее были тоже словно вишня, пухлые, сладкие. Они сидели на залитом вечерним солнцем, пустынном брайтонском пляже. Тяжелые локоны Ирены бились на ветру. Придержав подол платья, девушка скользнула к нему в руки:
– Я буду скучать, мой милый. Я люблю тебя, так люблю. Пожалуйста… – она легонько провела пальцами по его спине, нащупав старый, испанский шрам, – пожалуйста, будь осторожен… – Меир уверил Ирену, что никакой причины волноваться нет:
– Командировка в Лондон, – он прижался губами к пахнущей ванилью шее, – я плыву на американском корабле, мы нейтральная страна… – то же самое он сказал и отцу.
Доктор Горовиц ничего не ответил. Стоя над газовой плитой, он помешивал кофе в медном, арабской работы кувшинчике.
– Мама с папой привезли, когда мы на хупу Натана ездили… – отец смотрел в окно, на зеленую пену деревьев Центрального Парка, – кто мог знать, что все так обернется… – в Ньюпорте, отец добавил имя брата, и его жены к надгробию своих родителей. Доктор Горовиц оплатил чтение кадиша:
– Они девочки… – отец, с Меиром, стоял на семейном участке, – мы обязаны поминать дядю Натана. Сначала я, потом ты с Аароном… – Меир опустил два камня к могиле, белого мрамора:
– Много женщин было добродетельных, но ты превзошла всех… Правды, правды ищи… – он смотрел на знакомые с детства буквы, на имена бабушки и дедушки. Рав Джошуа Горовиц и его жена лежали рядом. К началу нынешнего века почти все кладбища отказались от разных рядов для мужчин и женщин:
