По итогам экзамена по возвращении Берг-коллегия определила: быть Виноградову маркшейдером в ранге капитана-поручика, а по прошествии года бергмейстером. Но еще раньше Кабинет своим отношением от 5 ноября 1744 года сообщил Берг-коллегии именной указ об отчислении Виноградова из ее ведомства и о причислении его к Кабинету Ея Величества.
*
... А через два года дело дошло до столкновения между Гунгером и Виноградовым с довольно неприятными для арканиста последствиями. В ответ на информацию Виноградова о том, что именно ему поручено от Кабинета все дело, Гунгер заявил, что если это так, то он совсем бросит работу.
Однако угроза Гунгера уже не могла подействовать: в нем теперь мало нуждались, так как материалы, входящие в состав фарфора, Виноградову были известны, неопытность Гунгера в этом деле стала очевидна, а его заносчивость успела всем надоесть.
Гунгер оставался при фабрике еще около двух лет, но никакого влияния уже не имел, почти ничего не делал, но и жалование не всегда получал, и стал терпеть нужду. Ему пришлось, наконец, сознаться в своем невежестве: он оказался не в силах привести фарфоровую фабрику в лучшее состояние, а вместо фарфора обещал делать фаянс.
Но и тут у него ничего не вышло.
Арканист еще делал слабые попытки доказать, что его несправедливо устранили от дела. Производил какие-то опыты, пробовал объясниться с бароном Черкасовым, и вообще суетился - ходил по знакомым и показывал им вещи своего производства. Например, в июне 1747 года в доме живописца Каравака он показывал некую "лощатую" чашку в присутствии Кабинет-секретаря Ивана Морсочникова, которому чашка показалась довольно удачной. Барон Черкасов заинтересовался чашкой и приказал Виноградову взять ее у Гунгера и прислать ему или дать объяснение: что это за вещь.
Виноградов прислал чашку, но объяснил, что сделана она еще прошлым летом и многократно обжигалась без всякой удачи. Кроме того, она была вновь наглазурована и обожжена Гунгером не в большой фарфоровой печи, а в ручном горне угольями, следовательно, ее нельзя принимать за образец. После этого Черкасов распорядился прекратить выдачу Гунгеру жалованья.
Одновременно барон Черкасов пожелал узнать настоящую цену, как мастеру рисования на финифти и фарфоре, Генрихсену. А потому, не заключая контракта, поручил ему написать одну вещь на финифти для пробы. Работа была выполнена недурно. Тогда Генрихсену поручили написать шестнадцать миниатюрных портретов Государыни (тоже на финифти). Однако эти портреты сама Государыня признала неудовлетворительными из-за "плохой работы и великого несходства".
