В этой связи приходилось вести переговоры в строжайшем секрете - из резонных опасений, что об этом узнают и мастера не отпустят. Поэтому барон Корф не смог своевременно навести должные справки. Вывоз Гунгера из Стокгольма был таинственно-стремительным.
Семья арканиста, оставшаяся в Швеции, состояла из его жены Иоганны Марианны, зятя Иоганна Генриха Генрихсена - мастера миниатюры, и его сына от умершей дочери Гунгера - пятилетнего мальчика. Все они жили вместе и после отъезда Гунгера терпели большую нужду. За этой семьей в 1745 году был послан сержант Воронин, доставивший всех в Россию.
Шведское правительство, имевшее несколько ранее возможность правильно оценить знания Гунгера, не чинило препятствий к выезду его семьи из Стокгольма. Зато русскому правительству пришлось уплатить за них значительные долги. Таким образом, приглашение Гунгера на первых же порах стоило правительству довольно больших по тем временам денег - более 500 рублей.
Вызов зятя Гунгера Генрихсена в Россию был намечен уже во время переговоров с самим мастером, так как Генрихсен был неплохим миниатюристом и, следовательно, мог быть полезен на фарфоровой фабрике в качестве живописца. Однако договора с ним предусмотрительно не заключали.
*
В России поведение Гунгера с первого же момента вызвало недоверие: в Петербурге он сразу заявил претензию на невыдачу ему установленной в контракте суммы. От Кейта потребовали объяснений. Расследование Черкасова выявило, что Гунгер получил от Кейта даже более, чем следовало. И вообще, арканист слишком много о себе говорил, он оказался заносчивым и неуживчивым. Естественно, такое поведение мастера не могло не отразиться на отношении к нему в России.
Трезин, радушно принявший гостя в свой дом, первым в письме к Черкасову высказал сомнение относительно его знаний: "Разговоров от него весьма прилично, а что будет впредь какой от него плод, Бог знает. И как слышно от некоторых людей, что он был в Гишпании, в Венеции, в Вене и потом в Швеции, но нигде, буде, плода от него не принесено, а правда то, или нет - впредь подлинно окажется".
Когда Гунгер приехал в Петербург, то Трезин по приказанию Черкасова доставил ему глину из Царского Села, Стрелиной мызы, деревни Мартышктной и других мест. Были взяты также образцы московских глин, имевшихся на петербургских стеклянных заводах. Гунгер хотел сразу произвести пробы этим глинам, но Трезин объявил ему приказание от барона Черкасова ехать немедленно в Москву, куда мастер выехал из столицы 29 сентября с большой неохотой.
