Но все-таки, все-таки от попоек, мелких краж, истерик, безудержного хвастовства и угроз – к таким страшным, бесчеловечным преступлениям – одному, другому, третьему, четвертому… Согласитесь, здесь должно было наличествовать что-то еще, какая-то подоснова, какой-то неисследованный пласт причин. Вера в свою исключительность, гениальность, искренняя, фанатичная вера? Полная атрофия жалости, сострадания к людям? Нулевая привычка к труду? Как один человек мне сказал: «Полчаса в год, больше я не выдерживаю». Все это было в полной мере представлено в нем. И все-таки явно неблагоприятные условия и обстоятельства, в которых он воспитывался, очевидно развили, а не подавили в нем что-то глубинное и страшное, что, конечно под влиянием благоприятных условий, в другом «нравственном климате», возможно, было бы подавлено. Но никто ему ничего не искал, он с самого начала попал «не туда», а дальше уже активно искал то, что ему хотелось…
Особенно любопытным экземпляром в этой среде оказалась подружка, которую нашел себе этот бандит. Пустую ту девчонку он уверил, что его ждет богатство в Москве: сберкнижки и огромное наследство от умершего дяди. Более того, сам он представился ей как некий таинственный «майор» с особыми заданиями. Пошлый и зловещий спектакль разыгрывал в жизни этот мелкий актеришка.
А девчонка та верила. Всему верила! Хотела верить. Влюбилась? Вероятно. Ослепило возможное богатство? Безусловно, и разбудило жадность. И ее, конечно, заворожила его «суровая» таинственность. Подумать только, «майор»! Но вот он признается ей в убийстве некоего «чужого» человека. Да какая душа не содрогнется, какую женщину не охватит ужас! Ведь руки, которые ее обнимают, только что держали топор и били им по живому человеческому телу. Ну а в следующий раз он уже сообщает ей, что убил «своего». Как тут не кинуться в милицию? Как не убежать от этого страшного человека? Нет, она лишь затирает кровь на его одежде, моет и прячет топор…
Страшный человек со своей звериной философией и некоторыми существенными деталями биографии вошел в роман «Злым ветром» и получил там фамилию Мушанско-го. Это такой же редкий случай, как и Григорьев. Всего два, пожалуй, таких исключительных случая встретились мне за долгие годы. И исправить Мушанского, перевоспитать его тоже, мне кажется, нечего было и думать. Но если мы сегодня не можем еще лечить некоторые наследственные болезни или тяжкие недуги, разве это означает, что они в принципе непознаваемы и неизлечимы? Надо думать, надо искать, нельзя успокаиваться, пока общество несет такие нелепые, несправедливые потери. И надо что-то сейчас уже закладывать для будущего, для наших потомков. Им надо оставить не только леса, воды и чистое небо над головой, надо их самих сделать лучше и чище. И избавить от наших потерь.
