»: Не спорить с первым встречным, а только с тем, о ком знаешь, что у него достаточно ума для того, чтобы не сказать какого-нибудь такого нелепого абсурда, что потом самому же станет стыдно: с тем, кто может спорить основаниями, а не сентенциями, выслушивать доводы, вникать в них и, наконец, с тем, кто ценит истину, охотно выслушивает доводы даже из уст противника и достаточно справедлив, чтобы быть в состоянии, оказавшись неправым, если истина на стороне противника, мужественно вынести это. Отсюда следует, что из ста людей едва ли один достоин того, чтобы с ним начать спор. Что же касается остальных, то пусть они говорят, что им угодно, так как desipere est jus gentium, и следует подумать над тем, что говорит Вольтер: «la paix vaut encore mieux que la verite» и чему учит одна арабская пословица: «На дереве молчания висит плод его, мир».
III. Добавление
О значении логики и редкости ума
По моему мнению, значение логики – исключительно теоретическое, как науки, необходимой для познания существа и правильного течения умственной деятельности, и вследствие этого логика должна быть только аналитикой, а отнюдь не диалектикой. Никакой практической пользы относительно правильного мышления и поиска истины логика не содержит.
Большой вопрос, поможет ли кому-нибудь в спорах это знакомство с диалектикой? Нет сомнения, что одержит победу в спорах всегда тот, кто от природы одарен остроумием и быстрой смекалкой, а не тот, кто отлично выучил правила диалектики. Если кто захочет приобрести навык в ведении споров, то по моему мнению, он достигнет гораздо скорее успехов, читая диалоги Платона, из которых многие представляют прекрасные образцы диалектической ловкости, в особенности же в тех местах, где Сократ строит ловушки софистам и потом ловит их, чем тщательным изучением диалектических трудов Аристотеля, так как его правила слишком далеки от каждого данного случая для того, чтобы можно было применить их; для того, чтобы подбирать их и приноравливать к случаю, нет времени.
Логика должна и может привести единственно к формальной истине, но не к материальной. Она рассматривает понятия, как данную вещь, и единственно поучает, как с ними надо обращаться, причем всегда остается в сфере понятия; но существуют ли действительно in rerum natura вещи, соответствующие этим случаям, согласуются ли понятия с настоящими вещами или с вещами самовольно вымышленными, это её совершенно не касается. Вот почему при самом серьезном и при самом правильном мышлении может быть полнейшее отсутствие содержания, или содержание может блуждать и кружиться около абсолютных призраков. Так было в схоластике, так бывает во многих важных рассуждениях при произвольных тезисах, особенно же в философии.
