Царь не был бездумным приверженцем всего, что приходило с Запада. Характерен случай, описанный одним из приближенных Петра А. К. Нартовым: в Петербург прибыла труппа иностранцев — плясунов и акробатов. По этому поводу царь строго отчитал обер-полицмейстера А. М. Девьера: «Здесь надобны художники, а не фигляры: Петербург не Париж. Пришельцам-шатунам сорить деньгами грех».
«Художниками», первыми архитекторами Петербурга, были итальянец Доменико Трезини, француз Жан-Батист Леблон и другие замечательные европейские мастера. Основателю города хотелось, чтобы новая столица России ни в чем не уступала европейским городам и походила на них. Художник А. Н. Бенуа, знаток и ценитель Петербурга, писал в статье «Живописный Петербург»: «Только намерение было сделать из Петербурга что-то голландское, а вышло свое, особенное, ровно ничего не имеющее с Амстердамом или Гаагой. Там узенькие особнячки, аккуратненькие, узенькие набережные, кривые улицы, кирпичные фасады, огромные окна… здесь — широко расплывшиеся, невысокие хоромы, огромная река с широкими берегами, прямые по линейке перспективы, штукатурка и небольшие оконца».
В 1708 году в Петербург из Москвы переехала семья царя, в 1712 году — двор. С 1712 года новый город действительно стал резиденцией царя и столицей России. Но странное дело: при невероятном количестве петровских указов не было указа о перенесении столицы, хотя уже в 1704 году Петр называл в письме Петербург именно так. Очевидно, он принял решение задолго до того, как, минуя законодательные формы, поставил Россию перед фактом, переселившись в новый город и постепенно переводя сюда административные учреждения. Для «разжалования» Москвы царь имел личные причины: с нею, хранительницей старого уклада, у него были давние счеты. В Москве ему пришлось бороться за власть со старшей сестрой Софьей; там в детстве и юности он пережил ужас боярских и народных смут, в которых погибли его родственники.
И Москва не любила Петра: в городе помнили его юность, с буйством и опасным озорством, его давнюю дружбу с иноземцами Кукуй-слободы, наконец, его расправу со стрельцами. Московские стрельцы — военный оплот столицы — открыто выступили на стороне царевны Софьи и поплатились за это. Ужас расправы, сотни замученных, повешенных на зубцах кремлевских стен; молодой царь, который не хуже палача рубил головы подданных, — такое не забывалось.
В 1702 году из Москвы раздались слова Г. Талицкого о грядущем конце света и пришествии царя-антихриста — Петра. Талицкий и его приверженцы были казнены, но сказанное ими разнеслось по всей России. В Москве, в этом «поповском городе», как называл его Петр, в окружении его сына Алексея складывались неясные планы поворота к старому.
