Ульрика прикрыла мне рот, появившейся у неё откуда-то единственной полупозрачной перчаткой, пахнущей детством Коко Шанель, во всяком случае, мне так представилось, и начала вовлекать меня, в какие-то малопонятные восьмёрки-очо, успевая при этом что-то рисовать носком на полу за своей спиной.
– Любой, кто танцует танго – замечательный партнёр. Она приблизила свои губы к моему уху, и вся сама подтянулась ко мне.
– Это тоже следует из какого-то параграфа Устава вашего города? – Смущённо пробормотал я, не зная, что дальше делать со своим, а главное, с её телом.
Она усмехнулась, но не потеряла ритма.
– Хиро! – Он сама развернула меня. – А теперь, каминада. – Мы стали двигаться, прижавшись, друг к другу щеками.
– Мне нравится твой юмор. Но, это следует из кодекса любой, уважающей себя тангонессы!
– Правда? Как это, в самом деле, благородно. – Сказал я, начиная расслабляться. Слова Ульрики придали мне уверенности, и я перестал ощущать себя никудышным партнёром.
Я почувствовал, что моё тело постепенно оживает, и стал жить в нём заметно увереннее, даже, я бы сказал, немного нетерпеливо. Я уже мог представить себе, как рою копытом плодородную почву Аргентины или Уругвая, но именно в этот момент танец перешёл в свою плавную лирическую часть, и Ульрика ослабила хватку, заодно остужая мой пыл.
– Двенадцать членов городского совета каждый раз голосовали за замену часов на Ратуше единогласно. Они этого и не скрывали. Зачем? Отсутствие всегда благонадёжнее присутствия, о чём бы ни шла речь.
– Я запишу эту мысль, хорошая мысль. – Поздравил я Ульрику.
Мне она действительно понравилась.
– И так запомнишь. – Она была, то кошкой, то змеёй, то ящерицей, то невиданным деревом. Я ещё никогда не танцевал со столь многообразным существом. Но это, на удивление, уже было не трудно.
– Так вот, мой мальчик, если бы всё зависело только от них, часы бы уже ровно 66 раз были демонтированы! – Она сделала ногой довольно высокое болео немного вправо, ибо танец опять ускорился и призывал к большей решительности и изобретательности партнёров. – Но, к счастью, всегда кто-то голосует за неизменность настоящего положения вещей!
– Но тогда, я вообще ничего не понимаю! – Я практически оставил её посреди воображаемого зала одну, чего, разумеется, делать партнёру никак было нельзя (ни один Кодекс или Устав, хотя бы даже пиратов Карибского моря, меня бы не оправдал). – Но, жители города хотя бы догадываются, кто бы это мог быть?
