– Врёшь? – Агнетта недоверчиво покосилась на него.
– Обижаешь, старушка! Сама всё увидишь.
– Да, ну тебя, такого не может быть.
– Твоя беда в том, что ты не веришь в чудеса. А я не далее, чем сегодня вечером, он взглянул на свои часы, – могу представить тебе это истинное чудо. Но! – Роберт держал многозначительную паузу.
– Ну, что ещё? – Агнетта снова устало вздохнула.
– Если птичка споёт Ave Eva из «Сотворения мира», ты, – она напряглась, – отнесёшь один вариант моего романа в «Галлион».
– Роберт, я же сказала!
– Только один вариант, и только в «Галлион».
«В гальюн бы твой роман, а не в Галлион» – не зло, а с сожалением подумала она.
– Ладно, но тогда и у меня одно условие!
– Слушаю тебя внимательно.
– Я скажу Наташе, что это творение молодого неизвестного автора, а тебе придётся придумать себе специальный псевдоним.
Роберт кривил и поджимал свои мясистые губы, пока раздумывал.
– Идёт! – Наконец решился он.
– От начала до конца, нота в ноту, – Агнетта, как пистолетом тыкала в грудь ему указательным пальцем, – Гайдн, Ave Eva.
– Всё так и будет, не сомневайся, старушка. Там делов, всего-то минуты на четыре.
– И прекрати называть меня старушкой! Лучше бы сказал, что-нибудь хорошее о моей стрижке.
– Ok. Как скажешь… А от твоей стрижки, ты же сама видишь, я не отрываю ни на секунду восхищённого взгляда!
– То-то же. Ну, так, где твой гениальный щегол?
– Ты уже сама меня торопишь? – Роберт покровительственно засмеялся. – Подожди, – он снова взглянул на часы, – его хозяин, скрипач играет на Площади Всех Несуразностей, ближе к вечеру. Думаю, часов в шесть будет самое то.
Сказать, что Кристиан был доволен Цвингли – ничего не сказать. У щегла был прекрасный музыкальный вкус! Он соглашался разучивать исключительно проверенные временем классические произведения Баха, Моцарта, Гайдна, Дебюсси. Любил Вивальди, «Времена года», но почему-то желал участвовать только в исполнении «Зимы». Зато, как он её исполнял! Звонкие и остренькие, как маленькие иголочки нотки, вылетая из его серенькой птичьей грудки, неистово резали воздух и попадали в самое сердце слушателей. «Конечно, конечно, Цвингли. Я не имею права настаивать, – не уставал повторять Кристиан, – искусство не терпит насилия! Твоя душа не может лгать, идя на компромисс с тем, что не вызывает в ней полного и глубокого отклика. Ты преподал мне хороший урок, Цвингли, и за него я тебе особенно благодарен. Ведь мне в жизни, часто не хватало именно этого – честности с самим собой…».
