На всякий случай Сапрыкин решил расспросить одного извозчика, открытая ободранная коляска которого ползла рядом. В ней располагался единственный пассажир, по всей видимости, сильно подкутивший. Он то и дело валился боком на сиденье, хотя экипаж еле двигался и тряски особой не было. С трудом поднимаясь, пассажир в сердцах ругал возницу: «Каналья! Коновал! Клоп презренный! Всего меня измутузил! Всю душу вытряс!»
– Послушай, дяденька, – обратился Вилим к извозчику, так нещадно порицаемому за свое искусство. Извозчик был угрюмый мужик лет пятидесяти, обладатель всклокоченной пегой бороды и надвинутой на брови барашковой шапки. – А чего это нынче все пустились во Владимир? И где дачники? Отчего не возвращаются в Москву?
– Ты что, из лесу вышел? Не знаешь ничего? – нехотя проскрипел «дяденька».
– Да все едино, что из лесу! Просвети, сделай милость? – взмолился Вилим. – Который день в дороге, газет не видал, с людьми не говорил!
– Да будет Лазаря-то петь… – нелюбезно ответил извозчик. – Про холеру, небось, слыхал?
Вилим утвердительно кивнул.
– Ну, так она уже во Владимире, говорят, на днях в Москву пожалует… Вот и тащатся из первопрестольной все, кто куда… Между двух огней оказались!
– Людишки в деревни бегут, как от чумы! – неожиданно вмешался в разговор пьяный пассажир. – Но холера – дело другое! – Он многозначительно ткнул пальцем вверх. – Невежи! Д-дураки! Воду пить нельзя, а надо пить вино!
Сделав это заявление, пассажир вновь повалился на сиденье кибитки и больше уже не поднялся. Спустя мгновение послышался его густой храп.
– А те, которые по Владимирке в Москву с дач возвращались, – продолжил извозчик, – в карантины все и попали. От Москвы до Владимира аж четыре карантина на заставах устроили. Первый в Обухове будет, впереди. Я как раз туда и везу господина фельдшера. А тебе, рыжий, – внезапно подмигнул он Вилиму, внезапно проявив некоторую живость, – не советую с нами до Обухова доезжать. Недели на две там застрянешь, это как пить дать. Эти все, что с нами едут, еще до Обухова по деревням рассеются, дорога опустеет.
– Ну, дела! – присвистнул Фигаро и озадаченно почесал в затылке. «Если поверну в Москву, – размышлял он, – непременно столкнусь с графом и получу на орехи за то, что не отвез княжну в Петербург!» Хитрец изначально замышлял доставить Татьяну в деревню хотя бы на сутки раньше, чем туда же явится Евгений, надеясь заручиться поддержкой Прасковьи Игнатьевны. Ведь графиня для того и послала сына в Петербург, чтобы он нашел себе невесту! Если женщины выступят против графа единым фронтом, тот не устоит – так рассуждал Фигаро. Не в пример другим камердинерам, Вилим хотел, чтобы его господин женился. Он был слишком уверен в своем влиянии на графа, чтобы бояться его утратить с появлением в жизни Шувалова жены.
