Бывали люди, подобные 428-му – их нрав требовалось укротить для их же собственного блага. А бывали такие, как 317-й – с ними это было просто не нужно. Они уже покорились судьбе, казалось бессмысленным обращаться с ними жестоко. Если, конечно, на то не было очень веских причин.
Бентли посмотрела на меня, ожидая каких-нибудь замечаний. Я чувствовал, что нужно сказать хоть что-нибудь. Просто чтобы оказаться у нее на хорошем счету.
– Да, знаю, 428-й виновен по крайней мере в трех мелких нарушениях Устава, и формально он устроил голодовку. Но это хороший знак, Бентли. От агрессии он переходит к…
– Смирению? – похоже, Бентли развеселила эта мысль.
– Ну… – ее попытка иронизировать меня встревожила. – По крайней мере мы наблюдаем первые признаки принятия Заключенным 428 действительности вместо полнейшего ее отрицания. 317-й для него неплохая компания, он само воплощение смирения. 428-й может многому у него научиться.
– Это прекрасно, сэр, но что если 317-й многому научится у 428-го?
Мысль Бентли меня обеспокоила. Она всегда оказывалась права. Как же меня это раздражало.
Включилась камера библиотечного Караульного. Свет в помещении еле горел – его хватало, чтобы заключенные видели названия книг, но читать долго было тяжело. Кроме того, здесь было чуть холоднее, чем во всей остальной Тюрьме. В жилых зонах климат тщательно регулировался. Холоднее, чем в библиотеке, было только в бассейне. Удивительно, как легко можно управлять людьми с помощью малейших колебаний температуры.
В первые дни мы держали физкультурный зал в сухости и тепле. Это было ошибкой. Мы рассчитывали помочь заключенным сбросить немного веса и развить гибкость, таким образом уменьшив количество мышечных травм. На деле же теплая и засушливая атмосфера лишь вызывала легкое обезвоживание и агрессию. Я обратился к властям Родины с просьбой установить в зале нормальную температуру, но они отказались, заявив, что результат получился интересный. В итоге я все-таки их переубедил, и температура в зале стала всего на градус выше нормы. Я не видел в провокации заключенных ничего хорошего. В конце концов, я ведь и впрямь считаю их друзьями.
Итак, библиотека. 428-й осматривал комнату. 317-й ждал, с надеждой сложив руки. Наконец он не выдержал:
317-й: Ну как тебе?
428-й: Уныло.
317-й: Ох.
428-й: Я не хотел тебя обидеть.
317-й: Я знаю.
428-й: Но, правда, приятель, я видал подборку получше даже в закрытом благотворительном магазине. Да тут и пахнет так же.
