Обед. Дежурный по отряду Копецкий.
Тихий час.
Проверка палаты. Шкафчик вывернули два раза.
Мытье в лохани.
Зачитывают списки тех, кого отпускают. Скарлатина не помешала! Рихтера отпускают домой.
У меня радость. Во вторник меня, может быть, тоже отпустят.
Г-жа доктор Путер наведалась к нам в общую комнату. Перед отъездом меня будут еще раз взвешивать.
Поход.
Ужин. Меня вызывают в больницу. Ничего особенного. Рудорфа выписывают.
20 ч. Отбой.
Подъем.
Завтрак.
Свободный час.
Раздача писем. Мне из дома № 60.
Путер с обходом. Через две недели я, может быть, поеду домой.
Обед.
Тихий час.
Полдник.
Зачитывание списков. Меня нет.
Коровий выгон. Драка с Копецким — фингал под глазом!
Ужин.
Сон.
Подъем.
Завтрак.
Торжественный подъем флага.
Поход и военная игра с девчонками из «Мирафьори».
Узнал новое о Возмездии и Вторжении.
Обед. Салат из вареных овощей с копченостями.
Тихий час.
Час письма. Письмо № 17.
Полдник.
Прождал долго. В 16 ч. сообщили: мне можно ехать домой!
Прощай, «Козерог»! Больше не увидимся.
Вылазка в Шлагендорф. Снова у нас игра на местности. Не могу привыкнуть к мрачному хвойному лесу. Единственное хорошее в этих деревьях, что к ним удобно привязывать пленников. Я в одиночку изловил и привязал двух девчонок из «Мирафьори». Правда, одна из них была толстуха. Я стянул их веревками плотно, как тюки, и бросил на съедение рыжим муравьям. Анни не участвует, он с женщинами предпочитает вести разговоры, он мирно резвится и носится по лесу. Иногда срывает листок, чтобы определить, какое это дерево (лиственные деревья тут тоже встречаются), и бежит с этим к старшей вожатой. Или вот как сейчас — уселся у пруда и ловит головастиков. Сейчас я его схвачу в охапку и потащу к болоту, это для него самое страшное. По дороге я протащу его вниз головой по коровьим лепешкам. «Это, — скажу я ему, — чтобы ты в болоте не очень выделялся!» С ума сойти, как здорово, — возмездие началось, нанесен ракетный удар! Первой принесла это известие сестра Ирмгард, наша так прямо ошалела. Все мы — девчонки и мальчишки из «Козерога» — дружно объединились в пылу ликования, по крайней мере в лице наших вожатых. В Лондоне шестнадцать часов не прекращалась воздушная тревога, целые кварталы обрушивались в гигантские воронки. Ракету даже не успеваешь услышать, сразу взрыв. Теперь наша победа — вопрос немногих недель. Сегодня Германия наша, а с такими гениями — завтра и целый мир. Сейчас я бы, кажется, только и делал, что день и ночь слушал бы радио, прирос бы к нему. Так и вижу, как английские томми переламываются и горят, точно сухая солома. Ингу какой-то мерзкий мальчишка протащил волоком по острым камням. Ну, погоди у меня! Но сперва надо ее подлечить, а то она, бедняжка, вся в ссадинах.
