Остались песни и стихи
На разрозненных листах,
А самого, как за грехи,
Взял к себе Афганистан…
— Охмянин?!
«О! Здравия желаем, товарищ подполковник! Чем это мы не угодили „любимому“ особому отделу, если целый начальник обратил на нас свое внимание?»
— Я, товарищ подполковник!
— Ох-мя-нин, все пьете?
— Пью, товарищ подполковник. Но не все. Только водочку. Исключительно. Вот-с. Под огурчики-помидорчики. Сало опять же, м-да…
— Вижу. Все пропили? Честь, совесть, человеческий облик?! Вы посмотрите, на кого вы похожи? — Особист начинал заводиться. — Я ведь уже давно за тобой присматриваю! — неожиданно перешел он на «ты», — Еще с заставы, где вы с начальником твоим, Лешенькой, куролесили. И вообще, все вы разведчики — пьянь! Ведь ни хрена ж не делаете! Только «ханку» жрете. Пользуетесь, что командир к вам благоволит.
Вот и распустились. А тебя я вообще… Я говорил командиру, что нельзя тебя в разведку переводить. Тебя надо было вообще с границы убрать. Так нет же! Не послушали, настояли на своем, перевели тебя в отдел, алкоголика. А ты пьешь и клал с прибором на всех! Ты алкаш, Охмянин! Алкаш и разгильдяй. Подожди, дрянь! Я тебе еще устрою. Я тебе обещаю — будешь в скором времени в тылу, в самом распоследнем гнилом стройбате. Огурчики? Помидорчики? Ну-ну! Я тебе сделаю! Так напьешься — обыкаешься потом.
И… О, боже! Вот только что стоял красавец особист, пылал праведным гневом и клеймил позором — и вдруг… упал! Батюшки! Сам взял и упал. Вдруг. Упал некрасиво, согнувшись циркулем, подняв кучу пыли плотным задним «бампером».
И стало тихо-тихо. Только катилась прямо в грязный арык по неожиданно безлюдной аллее его модная, с высокой тульей фуражка да клацала «отрихтованная» челюсть.
Серега, трезвый как стекло, резко сорвался с высокого старта и догнал фуражку. Отряхнул ее об колено и, помогая встать «катапультированному» в одночасье подполковнику, участливо молвил:
— Вот. Вот я пью, а меру знаю. А вы на ровном месте… к-хм, споткнулись. Так ведь и убиться недолго, товарищ подполковник. Зубы-то целы? Вот и ладно. Вам помочь? Так-так-так, встаем, встаем. Вот, фуражечка.
— Ф-фука, я тебя поф-ф-ажу, гаденыф-ф!
— Не докажешь, ублюдок! Не докажешь, да и побоишься. Я в отпуске. И у меня друг погиб. Все знают — значит, имею право. А ты?.. Я тебе так скажу: не бери меня «за здесь», я — вся такая! А впредь думай, что говоришь! Нельзя так с людьми. Не по-божески. Сволочизм это. Ну, помочь, что ли?
— Да иди ты, ф-фука.
