На сороковом километре свернули на боковую дорогу и, миновав поселок «Веденеево», очутились в дачном массиве, застроенном, как под копирку, помпезными краснокирпичными трехэтажными домами, огороженными высокими, большей частью тоже кирпичными заборами. Таких дачных поселений нынче развелось по Подмосковью, как прыщей на лице сексуально озабоченного подростка. Перед одними из железных ворот Галя притормозила, погудела. Из окошка сторожевой будки высунулось бородатое лицо, убедилось, что свои, и автоматические створы ворот гостеприимно распахнулись. Лева подумал, что слинять отсюда будет не так просто, как он надеялся.
Галя приткнула машину возле каменного гаража, взяла Леву под руку и по расчищенной, с сугробами по бокам тропе повела к дому.
Леву вдруг замутило от первозданной тишины и ослепительного, голубовато искрящегося снега. Метаморфозы, происходящие с ним со вчерашнего дня, не выбили его из колеи: жизнь истинного российского бомжа внешне однообразна, но полна неожиданностей, он всей своей сущностью подготовлен к передрягам, но почему-то только сейчас, очутившись в волшебном царстве зимней природы, Лева нутром почуял: что-то в его судьбе смещается необратимо.
В гостиной, обставленной со всем возможным западным шиком, с двумя каминами, баром и тяжеловесной, чопорной мебелью, их встретил высокий, интеллигентного облика господин, с черными усиками, с пышной седеющей шевелюрой, одетый в строгий вечерний костюм безукоризненного покроя. На вид ему было около пятидесяти. Он представился Юрием Николаевичем, управляющим поместья. Галю он свойски приобнял за плечи.
— Покажешь гостю его покои, девочка моя, — сказал, улыбаясь Леве с каким-то странным выражением, словно они оба знали что-то такое, о чем говорить не следовало, во всяком случае, сейчас, — Отдохните с дороги. Если что-то понадобится, Галочка, я у себя… Обед, как обычно, в два… К вам просьба, Игнат Семенович, если соберетесь на прогулку, дайте знать.
— Но я никакой не Игнат Семенович.
Управляющий, казалось, растерялся.
— Ах да, извините… Но это неважно. Скоро все так или иначе уладится.
«Покои» выглядели превосходно: гостиная в багряных тонах, с кожаными креслами и диваном, с рабочим столом, на котором бросалась в глаза настольная лампа в виде серебристой кобры, изготовившейся к броску, с книжным шкафом и непременным камином и спаленка, где кроме высокой кровати умещалось много дорогих и красивых вещей: пуфики, зеркала, старинное трюмо, шкаф с резьбой, замысловатый стол на трех витых ножках — видимо, неведомого дизайнера одолевали грезы о Серебряном веке. На полу роскошный оранжевый ковер, стены задрапированы шелковой тканью тех же тонов. Все это, конечно, впечатляло, особенно такого человека, как Лева Таракан, многие месяцы ночевавшего, в основном, возле труб парового отопления в разных подвалах. Или на чердаках, где из всех щелей сквозили арктические ветры.
