И здесь начинается следующий этап в истории протестантизма. Лютер (совместно с Филиппом Меланхтоном, роль которого тут была исключительно велика: без предпринятой им
систематизации лютеровских взглядов и активной церковно-политической деятельности лютеранство не состоялась бы) стал строить вовсе не то, что от него ждали многие - не возвращение Древней Церкви, не Volkskirche (народную церковь), свободную, «горизонтальную», с выборностью и прозрачностью снизу доверху, в которой мистический опыт богообщения во Христе, так обильно излившийся на многих людей той эпохи, обрёл бы подтверждение, восполнение и развитие в общинной молитве, совместном вникании в Слово Божие и участии в Таинстве Алтаря, - но копию господствующей институциональной Церкви: такую же парохиальную (то есть устроенную по территориально-приходскому типу) церковную структуру, только власть в ней осуществлялась не Папой и епископами, а местными князьями, которые назначали суперинтендантов, а те ставили пасторов. Средства для этого были выбраны тоже вполне традиционные: визитации, инспекция церквей и приходов, замена настоятелей «сверху» и т. д. Конечно, между «старой» и «новой» Церковью была значительная разница: проповедь Слова Божия на живом языке, упрощённое и освобождённое от всего, не относящегося непосредственно ко Христу, богослужение, иное понимание Литургии, причащение под двумя видами (не только Телом, но и Кровью Христовой), постепенная христианизация внебогослужебной жизни, упразднение монашества и искоренение связанного с ним «народного благочестия» (паломничеств и проч.), - но всё это было не восстановлением свободной и духовной Древней Церкви, а созданием хотя во многом и иной, но по сути всё той же церковной институции.
Итак, первая страница Реформации - обретение личного богообщения, взросление во Христе, изменение понимания Церкви, религиозные дерзания и поиски, свобода - несомненно, рискованная свобода - закрылась. Открылась вторая страница - строительство параллельной институциональной Церкви. Вайгель, хотя принадлежал ко второму поколению Реформации, несомненно всегда оставался на той самой первой странице и никогда не принимал вторую - хотя и был лютеранским пастором. Но лютеранство, в среде которого он служил, уже продолжало традиции не мистика Лютера, и даже не мягкого «примирителя всех со всеми» гуманиста Меланхтона, а «человеческой церкви»; оно стало жёсткой церковной структурой. Свобода же переместилась туда, где ей и полагается находиться - совсем вовнутрь. Стремление к строгому единомыслию стало официальной политикой - и вот в этой церковной среде формировался и служил самый свободолюбивый, самый чувствительный к произволу, и, безусловно, самый глубокий мистический писатель эпохи Валентин Вайгель.
