— А где же тогда Тревор?
— Каким образом, черт возьми, я могу это знать, Луиза? Здесь так темно, что собственной руки не разглядишь.
— Вообще-то я не Луиза, я Анжела. И если уж на то пошло, кто такая Луиза, черт меня подери?
Тем временем вторая спасательная капсула, пилотируемая девяностосемилетним ребенком, с ревом уносилась вдаль сквозь неописуемое величие Пустоты, как стрела к цели стремясь к тому месту, где, как он помнил, находилась самая лучшая в мире пиццерия. Загвоздка заключалась лишь в том, что ее к этому времени еще не открыли, и не откроют еще в течение семидесяти лет.
Все молчали, за исключением единорога. Он поднял голову, увидел девицу незапятнанного целомудрия, порозовел и застенчиво сказал: «П-привет», после чего принялся яростно пережевывать жвачку.
Вслед за этим Ламорак очень медленно полез в пертелопов рюкзак, вытащил полиэтиленовый пакет и достал из него гвоздичное масло, выпил его, вытер рот рукавом и улыбнулся.
— Ну, привет, — сказал он.
— Вообще-то, Лам, — прошептал Пертелоп, — его надо не пить, его надо…
— Заткнись, Пер, я знаю, что делаю, — Ламорак поднялся на ноги, отряхнул пыль с коленей своих брюк и подошел к девице незапятнанного целомудрия.
— Меняемся, — сказал он. — Мой единорог на твой передник. Как ты насчет этого?
Девица незапятнанного целомудрия воззрилась на него.
— Ты что, последние мозги растерял? — спросила она.
Ламорак приподнял бровь.
— Прошу прощения, — сказал он. — Я не совсем понимаю. Честный обмен. Ты получаешь премию за лучшую натуралистскую программу, я получаю передник, все счастливы. В чем проблема?
На Земле есть немало холодных мест, но лишь в очень немногих из них царит такой холод, как в двух футах от глаз девушки.
— Послушай, ты, кто бы ты ни был, — сказала она, — я снимаю здесь серьезный фильм. Если я вернусь и скажу моему продюсеру, что у меня на пленке отснято десять минут живых единорогов, я проведу остаток своей карьеры, снимая прогноз погоды. А теперь, может, вы оба наконец уберетесь отсюда? Вы перепугаете мне кенгуру.
Возможно, в первый раз за всю жизнь Ламорак испытывал некоторый недостаток в словах. Совершив значительное усилие, он умудрился произнести лишь: «Но это же единорог!» Девица незапятнанного целомудрия вздохнула.
— Парень, — сказала она, — мне наплевать, будь это хоть дрессированный шерстистый мамонт. У меня репутация серьезного обозревателя-натуралиста, и я не собираюсь ее терять. Понял?
— Но ведь это же…
