Классовый враг действует. И мы тоже, — голос Башлыкова твердел, — будем действовать! Мы будем беспощадно бить по врагу и его пособникам! Откуда б они ни вылезали!
В свете всего того, что я сказал, — Башлыков, было видно, заканчивал, — райком призывает всех колхозников деревни Глинищи вернуться в колхоз, возродить его. Ударить по врагу нашей объединенной силой — колхозом!
Он сел. Тишина сковала зал. Хоть бы кто кашлянул. Хоть бы кто пошевелился. Была растерянность перед ним. Перед силой и правдой, которую донес он. И которую вдруг почувствовали так сильно. Потом Ганна заметила, как из коридора перестали нажимать, начали отступать от дверей в темноту. Зашевелились в зале, задымили, кто-то закашлял.
Спохватился, поднялся Борис.
— Кто еще хочет сказать?
Он оглядывал класс. Люди отводили взгляд, опускали глаза, смолили цигарки. Подождал. Никто не отозвался.
— Нету охотников?
— Хватит уже! — поднялась, спокойно и тяжело вздыхая, тетка Маня. — И так поздно!
Как бы ждали этого, сразу нетерпеливо подхватили.
— Аге! Развиднеется уж скоро!.. День вон!..
— Поговорили уже!.. Сколько ж говорить!
— Хватит!
Борис наклонился к Башлыкову. Тот что-то шепнул ему.
— Ну, если нет охотников, — сказал Борис, соглашаясь, — надо принять решение.
— Какое еще решение? — остро нацелилась Гечиха. Опять засосала цигарку, однако глаз не отвела. В зале все глядели на Бориса, ждали.
— Ну, решение, что мы, — сдержанно, с достоинством сказал Борис, — возобновляем колхоз. И все, которые вышли, возвращаются назад… И будем работать, как раньше…
Минуту снова была тишина. Тишина напряженная и настороженная. Глаза то беспокойно бегали по лицам ближних, что сидели за столами, на столах, то впивались в Бориса, в Башлыкова.
— А зачем ето? — осторожно запротестовал кто-то позади.
— Не надо! — откликнулся более уверенно другой голос.
— Не надо! — загудело по рядам.
Борис начал сильно стучать ладонью, пока не утихли. Как непременное заявил снова:
— Нужно решение! — Словно для того, чтобы не было сомнений, добавил: — Это обязательно.
— Обойдемся! — отрезал громко, с вызовом худой, в кепочке.
По залу пошло:
— Послушали — и хватит!..
— Хватит!..
Встал Башлыков. Уверенно ждал, когда все затихнут. Однако шум не стихал, даже усилился. Галдели, спорили, бросали на него беспокойные взгляды.
Он не шевельнулся, пока не наступила мертвая тишина.
6
— Товарищи! Здесь, видимо, некоторые думают, — в ровном, размеренном голосе Башлыкова Ганна уловила злое упорство, — что мы собрались сюда шуточки шутить. И хотят собрание наше превратить в говорильню. В пустопорожнюю болтовню! — Голос его становился все строже, все набирал жесткость. — Так, чтоб не было сомнения, объявляю: мы прибыли сюда не для веселых забав, не для пустой болтовни. И мы выступали, убеждали вас не для того, чтобы позволить некоторым, что так же пришли сюда со своими целями, сорвать собрание! Мы прибыли для того, чтобы сделать важное дело — поправить положение, в котором вы оказались! Поправить ваши необдуманные действия, которые вредят всему району. Мы надеемся, что вы поняли вашу тяжкую ошибку и исправите ее!.. Я предлагаю принять такое решение: «Мы, колхозники колхоза „Рассвет“, осознали свою ошибку и единогласно решили возобновить колхоз. Для чего возвращаем в колхоз все обобществленное имущество и обязуемся трудиться по-большевистски!» Вот так!
