Усевшись на место водителя, она увидела, что оставила на капоте весь мусор, который высыпала из сумочки. Лили решила, что не станет его собирать, а возьмет и поедет, и пусть все это барахло падает на асфальт, все равно его давно пора было выкидывать. Потом она немного поразмышляла и решила все же собрать бумажки, видимо, по тем же причинам, впрочем, ей неведомым, по которым она до сих пор их не выбросила. Ладонью она сгребла в сумочку старые карточки, билетики и квитанции, сделав исключение только для маленького клочка бумаги — листочка с телефонами, которые дал ей сегодня Ричард. Она пальцами бережно разгладила листок, наслаждаясь от того, что прикасалась к тому, к чему прикасался сегодня он. Она сложила бумажку, как складывают студенты шпаргалки, которые они приносят в экзаменационную аудиторию, и положила ее в чековую книжку. В ее жизнь ворвалось что-то новое. Она знала, что уже не станет прежней, такой, какой была до сих пор. Она твердо знала это и хорошо чувствовала. Вокруг нее и в ней самой что-то вибрировало и дрожало. Это было похоже на белый шум, который они использовали на службе, чтобы заглушить звуки, доносящиеся из кабинетов. Сев в машину, она включила печку. В салоне было около двадцати градусов, но Лили колотило от озноба.
Он возбужденно хохотал, глядя, как она носится по автомобильной стоянке и роется в сумочке в поисках ключей. В безудержном восторге он хлопнул ладонями по стеклу, оставив на нем отпечатки пальцев. Никогда он не оставлял отпечатков пальцев, никогда не дотрагивался до предметов, до которых нельзя было дотрагиваться, когда он попадал в места, где не должен был находиться. А он частенько попадал в такие места.
— Я здесь! — кричал он сквозь стекло. — Посмотри наверх.
— Ты трахнутый псих, — сказал Вилли. — Кому ты все это кричишь? Чего ты все время торчишь у этого окна?
Вилли повернулся к нему, лежа на койке. Он читал приложение к газете, которое называлось «Чарли». Каждый раз, когда в камеру привозили тележку с газетами, он брал себе что-нибудь почитать.
Он оторвался от окна и посмотрел на человека, лежащего на койке. Лицо стало неподвижным, глаза остекленели, возбуждение улетучилось.
— Потому что я покидаю эту дерьмовую дыру. Там внизу моя женщина. Она каждый день приезжает посмотреть на меня.
Вилли опустил на покрытый линолеумом пол свои черные ступни тринадцатого размера и положил руки себе на бедра.
— Никакая это не твоя женщина. Я же вижу, на кого та смотришь, парень. Она сразу кликнет копов, как только ты дашь ей знать, что каждый день пялишь на нее свои зенки. Ты что, не слышишь, что я тебе сказал?
