О, какой безумной, какой жалкой она была все эти последние месяцы!
Как позорно было играть в любовь с Шарлем, когда она сознавала в душе, что не любит его, и только жажда испытать счастье заставляла ее слушать его.
Он скоро уйдет навсегда из ее жизни, слава богу!
А ведь она его страстно желала когда-то, любила его беззаветно, именно испытанное к нему чувство она называла любовью. Это было давно. Теперь она знает, что ничего не понимала тогда.
Слава богу, она может идти к Жюльену, когда будет свободна, и тень ее прежней любви к Шарлю не падет на нее. Знает ли он о Шарле всю историю? Вероятно. Если нет, когда-нибудь она сама расскажет ему все и даже, может быть, расскажет о своей летней глупости.
Как необыкновенны женщины! Как удивительна человеческая натура! Ведь она знала, что в действительности была всегда требовательной натурой, а между тем решилась принять весьма подержанное чувство только вследствие своего одиночества.
– Так тяжело, так страшно быть одинокой! – шептала она себе в ночи. – Боишься быть выброшенной из жизни и потому цепляешься за какую-нибудь руку, чтобы только удержаться, чтобы спастись от самой себя. Спустя некоторое время это уже теряет всякое значение, и в этом-то и заключается величайшая трагедия одиночества. Мне кажется, что тот, кто одинок, всегда становится добычей досужих людей, не испытывающих духовного одиночества, потому что душа у них недостаточно развита и у них есть достаточно времени, чтобы осуществить всякую минутную фантазию, которая придет им в голову.
Сара медленно подошла к кровати и села на край. В доме была тишина, тишина накрыла улицы… Жизнь замерла, она сама была все-таки одинока.
Она провела пальцем по вышитой монограмме на своей подушке, поправила ленту, продетую в прошивке покрывала, и вдруг, быстро решившись, встала, открыла дверь будуара и пошла в комнату мужа.
Ночная сиделка была уже там; она встала, когда вошла Сара. Коти спал, Вильям тоже спал возле него, прильнув к его руке. Его четыре маленькие лапки шевелились во сне.
– Если вы желаете уйти на часок, то можете это сделать, – сказала Сара сиделке, и та тотчас же встала, пробормотав благодарность, и бесшумно удалилась.
Сара взглянула на лицо Коти; оно было серовато-белое и губы полуоткрыты.
Его подушка соскользнула. Сара нагнулась над ним и осторожно поправила подушку. Глаза его открылись, и он тупо смотрел на нее.
– Это ничего, – сказала она, – это твоя подушка свалилась, дорогой мой. – И она снова попробовала объясниться с ним при помощи век и губ. Но он казался еще более неподвижным, чем обыкновенно, и она наконец прекратила свои попытки.
